Поцелованный богом

Назара, побывавшего под следствием, освободили от занимаемой должности, что нанесло ему сокрушительный удар. Правда, его не вытурили из партии (может, забыли), но все равно обида выедала его нутро, как кислота. Он, проливавший кровь за Советы, оказался выброшен из жизни по ничтожному поводу, ведь его невиновность доказана. В результате он начал попивать. Кате было трудно, она переживала, беседовала с ним, мол, нельзя сдаваться так легко, время лечит, а все плохое проходит. Назар и сам чувствовал: это не выход, однако то, что жена оказалась намного сильнее его, приспособилась, попав в чужой край и чужую среду, а он, единожды столкнувшись с несправедливостью, потерял себя, задевало его самолюбие. А где водка, там и бабы, тут у Кати опустились руки, сделать она ничего не могла, уйти ей было некуда. Ко всем неприятностям новый председатель теперь уже трех хуторов сказал, что в ее услугах школа больше не нуждается, приехала учительница, закончившая... рабфак! Жизнь пошла под откос.

И вдруг – беременность! От кого только – от Назара или Васьки? Кто чего боится, у того то и случается. Стоило ей посмотреть в личико родившемуся малышу, как у Кати непроизвольно вырвался стон. Ребенок получился точной копией Васьки.

– Он похож на моего отца, – заявила она во всеуслышание. – Значит, будет Леонардом, как папа.

– Тю! – возмутилась мамаша. – Хиба ж це имя? Ленькой буде, Ленькой.

– Зовите, как хотите, но имя ему Леонард.

С этой минуты Катя стала другой, зная, что манны с неба не будет. Если муж сломался, то она, наоборот, стала сильнее занимая себя делом. Дети, мамаша, дом, огород, поле – Назара исключила. Но подступали страшные времена, в тридцать втором на Кубань обрушился голод. Тем, кто жил у водоемов, повезло больше, их спасала рыба, а там, где была степь, люди вымирали сотнями. Умерла мамаша, Катя рыдала, будто это была ее родная мать. Ссоры с Назаром стали слишком частыми, заводила его Катя, бросавшая упреки не личного характера:

– Гражданская война, индустриализация, раскулачивание, голод! Как на Кубани может быть то, чего не может быть никогда? Откуда взяться голоду? Теперь ваша коллективизация доконает людей. Скоро никого не останется.

– Прекрати! – взвивался муж, он еще верил в светлое будущее. – В начале пути всегда бывают трудности...

– В начале? – усмехнулась она, гладя белье. – А какой нынче год? Пятнадцать лет прошло после вашей победы – и все еще начало? Загнали три хутора в один колхоз... А слово-то какое: колхоз! Грубое, как топор.