Поцелуй анаконды

Оркестр поднял волну музыки, громыхнул пару раз и смолк. Раздались аплодисменты. К виновнице торжества присоединились все артисты, участвующие в водевиле. На сцену полетели цветы, публика хлопала стоя. Актеры, находясь под ярким светом рампы, кланялись зрителям. Но народ не унимался, и отовсюду слышалось: «Бис!», «Браво!», «Бис!»… И тогда Кривицкая, подав знак музыкантам, отошла от рампы. И в ту же секунду оркестр заиграл вновь, и актриса, прокружившись в танце, прочитала:

– Ах, замуж выходить
Не надобно спешить,
И я уж не решусь,
Покуда не влюблюсь.
И что за обращенье
Всех наших женихов?
Одно нам утешенье —
Взаимная любовь!
Мужья шалят,
А жен бранят!
Итак, чтоб мне решиться
Скорее согласиться,
Ты должен обещать
Меня никак не ревновать
Ах, замуж выходить?..

И вновь зрительный зал рукоплескал своей любимице. В проходах появились продавцы цветов. И пока зрители чествовали бенефициантку, Клим Пантелеевич купил большой букет белых роз. Но занавес уже опустился. Объявили антракт. Впереди ожидался литературный дивертисмент. Довольная публика потянулась к буфету. Оставив Веронику Альбертовну на попечении подруги – Ирине Штиль (жене здешнего нотариуса) – присяжный поверенный направился за кулисы. Он надеялся увидеть около уборной артистки толпу поклонников, но там, на удивление, уже никого не было. Ардашев постучал в дверь и осведомился:

– Вы позволите?

– Да-да, войдите, – послышалось изнутри.

Адвокат вошел. На пуфике перед зеркалом сидела Фаина Кривицкая. Она была в том же белом платье, в котором только что играла в водевиле. Актриса, судя по всему, только что закончила подправлять макияж: перед ней лежали открытая пудреница с пуховкой и красный карандаш для губ. В пепельнице дымилась длинная пахитоска. Вокруг громоздились букеты цветов.

– Позвольте поблагодарить вас за столь незабываемый вечер, дорогая Фаина Иннокентьевна, – преподнося розы, провещал адвокат. – Давно у нас в городе не было такого праздника.

– О! Клим Пантелеевич! Вы, как всегда, очень любезны! – Она улыбнулась, элегантно поправила прическу и добавила: – Я сразу вас заметила. А вы себе не изменяете – всегда на седьмом ряду.

– Да, оттуда лучше всего видно сцену. Вот, говорят, когда Меснянкины построят «Театр-пассаж» на Николаевском, таких неудобств там не будет. Обещают даже электрическое освещение устроить. И зальется рампа светом лампочек Сименса и Гальске, а запах керосина останется в прошлом.

– Ох, скорей бы!

– Однако я пришел к вам по одному весьма щекотливому делу. Я понимаю, что у вас мало времени и потому начну без предисловия. – Ардашев достал из кармана кусочек белой ткани и, положив перед актрисой, сказал: – Как вы можете заметить, сия материя принадлежит платью, которое в данный момент надето на вас. Так?

– Да! Видимо, зацепилась за гвоздь и порвала, – смущенно выговорила артистка, хлопая длинными ресницами и затягиваясь пахитоской. – Где вы его подобрали?

– В замке купца Галиева, на Барятинской.

– Где? – Кривицкая удивленно вскинула тонкие брови. – Но я там никогда не бывала.

– Боюсь, дорогая Фаина Иннокентьевна, вы запамятовали. Это ничего, это случается. Но я вам помогу: четвертого дня вы тайно пробрались в замок купца Галиева. Вошли туда вечером, когда ваш сообщник позвонил в дверь и попросил разрешения у слепого привратника осмотреть особняк. В этот самый момент вы и проскочили мимо него. Затем он удалился, а вы остались наверху, в башне, чтобы потом, когда совсем стемнеет… – он склонился над пудреницей и заключил: – намазать лицо вот этой рисовой пудрой фабрики «Остроумова», забраться на подоконник и, зажегши свечу, изобразить привидение, проплывающее из одного окна в другое. Это представление вам удалось. Жильцы дома номер сто одиннадцать, что стоит напротив, увидели «ревенанта» и уже на следующий день об этом говорил весь город и писали газеты. Вам, правда, пришлось коротать ночь на полу. По недосмотру вы рассыпали пудру, закапали воском не только подоконник и ковер, но и это чудесное ваше платье. Надеюсь, сей факт вы не будете отрицать? Согласитесь, при желании его можно легко доказать. Но мы отвлеклись. Итак, едва первые лучи солнца коснулись ставропольских крыш, как ваш пособник вновь наведался в замок. И вы опять легко прошмыгнули мимо слепого старика и уехали в экипаже с вашим знакомцем. Надеюсь, за эти страдания он вам хорошо заплатил.