Поцелуй бабочки

Возвращение Стефании, ионизация стратосферы, циклоническая деятельность в Северной Атлантике, атмосферные фронты в Скандинавии… все обстоятельства складываются именно таким счастливым образом, благодаря которому любовники из 116 номера уже три часа, практически без перерыва, занимаются своим весьма приятным делом всеми известными им способами. Невольный свидетель многочасовой оргии, девственная сука французского бульдога Ева, забившись в угол, с недоумением таращит глаза на причудливые сплетения тел, вздрагивая от скрипов и стонов.

Кровать сместилась на середину номера, тумбочка перевернута, из опрокинутой бутылки по полу растекается коньячная лужа. В луже плавает носок Федора Константиновича. Простыня на полу. Подушки, одеяла и детали туалета любовников рассеяны по комнате. Мокрые тела извиваются на голом матрасе.

Федор Константинович натер локти, у Людмилы Петровны прошла жесточайшая мигрень.

На исходе третьего часа, наоравшись и настонавшись до хрипоты, Людмила Петровна почувствовала непреодолимое желание сию же минуту выразить признательность любовнику, но арсенал средств, пригодных для выражения благодарности, исчерпан — все части разгоряченного тела Людмилы Петровны уже приняли участие в празднике страсти. Все без исключения.

Однако порыв чувств оказывается такой силы, что запекшиеся от многочасовой работы губы женщины неожиданно для нее восклицают:

— Федя! Родной мой!.. Если хочешь, укуси меня!

— Что-о?! — Федор Константинович приостанавливает движение.

Людмила Петровна повторяет просьбу.

— Куда укусить? — переводя дыхание, уточняет Федор Константинович.

В ответ раздается призывный стон:

— Куда хочешь!..

Что делать? Предложение звучит в форме, необязательной к исполнению, однако…

Одну, и только одну цель преследует настоящий мужчина, освобождаясь от штанов, — добиться от любимой признания его превосходства над другими.

— Ты лучше всех! — ловит счастливчик восторженный шепот избранницы. — Так, как с тобой, мне ни с кем не было! Никогда!..

Лучшие из мужчин мечтают услышать эти слова, умнейшие из женщин всегда произносят именно их.

Федор Константинович из «лучших», поэтому задумывается лишь на мгновение, после чего глотает слюну, почему-то рычит и зубами впивается в нос Людмилы Петровны… Часы бьют двенадцать.

Случилось так, что укус Федора Константиновича с точностью до секунды совпал с полуденным залпом пушки на Петропавловской крепости, но население отеля «Пионер» его не слышит. Звук выстрела перекрывает крик Людмилы Петровны. Уточняю: счастливый крик. Ошибиться невозможно — это крик страсти, поэтому никто не волнуется, не вскакивает с места и не бежит звонить в милицию. Дежурный оперативник, в вестибюле играющий в нарды со швейцаром, мечтательно вздыхает и делает неверный ход.

Превратно истолковала событие лишь девственница Ева, в ответ на голос любви разразившись нервным лаем.

Вечером того же дня дочка Людмилы Петровны жалуется по телефону подруге:

— …Я теперь не знаю, что делать с этой собакой, а если она Катьку покусает, представляешь?! Знаешь, какая у бульдогов хватка? Я уже боюсь…

Пятилетняя Катя нежно гладит лежащую на диване Людмилу Петровну, приговаривая:

— Бедная, бедная бабуля! — и осторожно целует Людмилу Петровну в нос, в то место, на котором отчетливо выделяются следы от укуса, произведенного Федором Константиновичем.

— Помогает, бабуля? — спрашивает Катя.

— Помогает.

Оклеветанная Ева мирно спит, вытянувшись на коленях Владимира Артемьевича, законного супруга Людмилы Петровны.

Комета Стефания, благополучно миновав точку перигелия, со скоростью одиннадцать километров в секунду удаляется в ледяные просторы Вселенной.

Счастливого пути!

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ФИТИНГОФА

Живешь, мучаешься, мудруешь по мере сил, и вот уже кажется, что-то начинаешь соображать. Сейчас же приобретаешь себе трубку и заводишь привычку, развалившись в кресле, порассуждать о том, что-де не видать неправедному Царства Божия, а добродетель как раз, наоборот вознаграждается, кстати же, и воздается каждому по делам его… Во время подобных размышлений обычно и происходит нечто такое, от чего весь твой многолетний опыт летит к чертовой матери и ты снова круглый идиот.

Вот история:

Жил человек. Не в лучшее время и не в лучшем месте, да еще и с неудачной фамилией Фитингоф, доставшейся ему от каких-то далеких предков — остзейских баронов. Неудобство фамилии заключалось в том, что земной путь художника Фитингофа как раз совпал с периодом гонений на дворян, евреев и прочих гнилых интеллигентов. К тому же еще и характер у Георгия Петровича оказался непростой — свое дворянское происхождение он не только не скрывал, но и всячески подчеркивал при помощи чистой сорочки, шляпы и галстука-бабочки, за что и был изгнан из академии художеств в двадцать втором году как «элемент, чуждый пролетарскому искусству».