Поцелуй богов

— На меня? Дороти? Но она же твоя лучшая подруга.

— И что с того? Положила, потому что ты мой. Так обычно случается у лучших подруг. Она доверяет моему вкусу и моим суждениям. Но мы сейчас не о том.

Не в состоянии до конца поверить в происходящее, Джон смотрел на Петру широко раскрытыми глазами, почти в восхищении. Ее эгоизм воодушевлял.

— Спасибо… ну… за то, что ты смотришь на все таким образом. Обещаю, больше такого не случится.

— Естественно, не случится. — Петра воздела глаза к потолку и тихо рассмеялась.

— Значит, все останется по-прежнему? Плохое забыто?

— Нет, нет и нет. — Петра фыркнула и одновременно усмехнулась. А потом театральным жестом, который получился, впрочем, не совсем, закурила сигарету. — Нет, Джон, ты так просто не выкрутишься. Ты потерял доверие. Теперь вводятся новые правила.

— Правила?

— Прежде всего никому об этом ни слова. Никакого хвастовства и дурацкой мальчишеской бравады.

— Конечно. Я и не мыслил…

— Ты, вероятно, нет. А Клив, Дом и Пит — да. Мне только не хватало, чтобы меня жалели. Ты понял? Я не ревнива. Не то что эти кукольные, слабые фифочки с экрана. Жертвой становиться не собираюсь. Долбаная жертва — это ты! И я хочу, чтобы все об этом знали. И второе: я постоянно должна знать, где ты находишься. Никаких оправданий насчет сочинения стихотворений. Я тебе больше не верю.

— Да… то есть нет… Я понимаю…

— И последнее, твое наказание — лекарство.

Джон поежился от леденящего тире между наказанием и лекарством.

— Петра… а нельзя без этого… мне и так было плохо. Миссис Пи на меня разозлилась, Клив совсем ополоумел, а Дороти ударила.

— Знаю, это ее аванс.

— Не аванс, а пощечина. Чуть не сломала мне нос.

— Именно аванс. Ты ничего не понимаешь. А теперь слушай, в чем твое наказание: я имею право на одно совокупление на стороне.

— Как ты сказала, дорогая?

— Такова сделка. Если мне кто-нибудь приглянется, я его поимею. А потом сообщу тебе и всем, кому сочту нужным. А тебе придется проглотить. Так что готовься, дорогой Джон. Девушка, которую ты любишь, переспит с другим, и это твоя вина. — Петра наклонилась через стол, сжала кулаки и проговорила сквозь зубы: — Этим человеком может оказаться любой: твой приятель, или огромный чернокожий мотоциклист, или кавалерист лейб-гвардейского полка. И каждый будет лучше тебя, что, впрочем, не слишком трудно. Только знай, это обязательно случится — тогда поймешь, каково мне сейчас. Уразумел? А теперь время, пошли.

— Пошли? Куда? Я думал, мы наберем еды и посмотрим телик. Или я отправлюсь домой. Я в самом деле никакой.

— Ну нет, Джон. Мы идем в паб.

— Петра, я правда никого не хочу видеть. Я буду смущаться.

— Мне начхать на твое смущение. У тебя больше нет прав. А я не собираюсь прятаться, чтобы люди подумали, будто я реву в подушку. Мы идем в паб: я буду душой компании, а ты — кающимся грешником. Поднимайся. — Петра встала. — Поцелуй меня, гадкий мальчик.

Джон толкнул дверь «Магги», и на него налетел знакомый шум, как неряшливый, вонючий мужик. Полдюжины привычных лиц обернулись и уставились на него.

— Ба! Посмотрите, кто к нам пришел! Не могу поверить! — завопил бармен Шон. — Хрен тут поверишь! Американский жиголо из Шеферд-Буша собственной персоной! Наш домашний гроза голливудских звезд. Всем встать, смирно!

Мужчины в баре издали горловой звук, который обычно приберегают для комментария эрекции и всяких приятных непристойностей. Петра выдержала два такта и, словно ассистентка фокусника, возникла из-за плеча Джона. Ее выход произвел впечатление. Острый подбородок нацелился на присутствующих, жаркие, будто напалм, глаза испепелили зал. Шум моментально замер.

— Петра, дорогуша, привет. Не ожидали тебя увидеть. Не ожидали увидеть вас вместе. Думали, что ты его укокошила.

— Зачем, Шон? Я пользуюсь его яйцами в качестве мягкой подстилки. Избавлюсь от этого, придется заводить другого. А какой толк — все вы одинаковы. От этого я по крайней мере знаю чего ждать. Ну, сукин сын, тащи выпивку. — Она направилась к столу, где сидели Пит, Дом и Клив.

А Джон вильнул к бару.

— Что будешь заказывать, жеребчик? Медленный, уютный коитус себе и мышьячок даме?

Сидящие в пабе прыснули.

— Будь добр, Шон, две пинты.

— Тебе в кружке или будешь пить из сапога Петры?

— Отстань, Шон.

— Вона как! Только имей в виду, потом мы с тобой все равно побалакаем, сам понимаешь, шельмец, о чем. Уж эти мне тихони. Скажи, Билл. Везде они пролезут. Вот если бы твоя Мардж обнаружила фотографию, на которой ты лижешься с Мишель Пфайфер, что бы она сделала? Попробуй ответь. Она бы бросила принимать ЛСД. Вот что бы она сделала. Согласен?

Петру за столом оглаживали все трое мужчин. Когда Джон подошел, они отодвинулись и уступили ему место. А Клив положил им обоим руки на плечи.

— Я рад, что вы решили это дело по-взрослому.

— Надеюсь, ты сознаешь, какой ты счастливый, — вставил Дом.

— Потому что твоя девушка Петра, а не кто-то еще, — уточнил Пит.

— Вы не против, если мы не станем об этом говорить? Дело касается меня и Петры. И мы все уже обсудили.

— О’кей, поговорим о чем-нибудь другом.