Поцелуй Большого Змея

Я похудел, сгорбился, перестал играть со сверстниками и целыми днями просиживал на крыльце, размышляя о самых разных вещах на свете.

Мать привела ко мне Вестника. После гибели отца ее отношение к Учению резко переменилось. Теперь она пыталась вести дом по правилам ессеев и соблюдать то, о чем безуспешно просил ее отец. Вестник поговорил со мной и посоветовал матери поскорей выйти замуж.

– Мальчику нужен отец, мужчина в доме. Он должен брать с кого-то пример и кем-то гордиться.

Мать ничего не ответила, но вскоре к нам в дом стали захаживать соседки и о чем-то долго шептать, строя большие глаза и нелепо улыбаясь. Как я сейчас понимаю, выполнить совет Вестника было совсем не просто. Кому нужна нищая вдова с двумя маленькими детьми на руках?

Человек, за которого мать, в конце концов, вышла замуж, оказался пьяницей и драчуном. Первые несколько недель он держал себя в руках, а потом началось такое, о чем я даже не хочу вспоминать. Из нашего нищего домика он унес и продал все, что только мог. Теперь мы спали на голом полу, укрываясь собственной одеждой. Отчим продал бы и ее, оставив нас голыми, но мать силой не дала ему раздеть нас. За это он жестоко избил ее, заодно угостив и меня парой хороших пинков, когда я вступился за сестренку.

Муки голода стали привычными, но холод терзал нас немилосердно, особенно по ночам. Однажды отчим по своему обыкновению заявился пьяным, о чем-то повздорил с матерью, закатил ей несколько звонких оплеух, улегся в углу комнаты и захрапел.

Лицо матери покраснело, на щеках белыми полосками проступили следы пальцев. Она рыдала навзрыд и никак не могла успокоиться. Мы с сестрой обняли ее и попытались утешить. Она повернула ко мне пунцовое от пощечин лицо и спросила сквозь слезы:

– Ну почему, почему ты не желаешь смерти этому негодяю, как пожелал ее родному отцу?

Она все помнила и тоже хорошо понимала, что явилось подлинной причиной его гибели. И снова не знаю, какая сила потянула меня за язык. Слова сами собой посыпались изо рта, и я быстро произнес:

– Он не умрет, но больше никогда не поднимет на тебя руку.

Она благодарно кивнула и перестала рыдать. Потихоньку мы все успокоились, улеглись рядышком и, прижавшись друг к другу, попытались заснуть, согреваемые теплом собственных тел. Отчим заливисто храпел в углу.

Мы уже почти заснули, как вдруг храп резко изменился. Отчим булькал, хрипел и захлебывался. Затем храп сменили жалобные стоны. Мать долго крепилась, не желая вставать, но, в конце концов, поднялась, зажгла светильник и подошла к отчиму.

Он лежал с перекошенным лицом и широко раскрытыми глазами. Из уголка искривившегося рта стекла струйка слюны. Он пытался что-то сказать, но не мог.

Утром привели врачевателя. Тот осмотрел отчима и поставил диагноз:

– Паралич. Вашего мужа разбил удар. У него отнялись руки и ноги.

– Это пройдет? – спросила мать, и я удивился холодности ее тона.

– Вряд ли, – ответил врачеватель. – Оставшиеся ему дни он проведет в полной неподвижности.

Дни затянулись в недели, а недели в месяцы. Жизнь в домике стала невыносимой; отчим ходил под себя, и вонь его испражнений пропитала все вокруг.

Большую часть дня мать отсутствовала, она стала наниматься на поденные работы. Ее жалели, и часто платили больше, чем договаривались. Она сама рассказывала нам об этом. В доме появилась еда, но из-за вони кусок не лез в горло, ведь мать убирала за отчимом только по вечерам.

Как-то раз она не пошла на работу, а взяла меня за руку и отвела к Вестнику. По дороге, глотая слезы, мать рассказала, что хочет отдать меня ему в ученики.

– Твой покойный отец хотел вырастить тебя ессеем, – словно оправдываясь, быстро говорила она. – Я мешала ему и должна признаться, что была неправа. Кроме того, – она высморкалась и долго откашливалась, точно пытаясь избавиться от попавшей в горло крошки. – У Вестника тебе будет лучше. Чище, сытнее, спокойнее. Ты поживешь у него, пока все наладится, а потом я заберу тебя обратно.

Она не хотела говорить, что именно должно наладиться, но я и сам хорошо понимал. Речь шла о смерти отчима.

– А как же сестренка? – спросил я.

– Она поживет у моего брата. Тоже пока все наладится.

Разговор с Вестником затянулся. Он долго расспрашивал мать обо мне, желая узнать самые мелкие и, как мне тогда казалось, ничего не значащие подробности. Уж не помню, как, но ему удалось разузнать у матери о фразах, сказанных мною про отца и отчима.

И тут Вестника словно подменили. Важность и медлительность слетели с него, точно пыль. Он подозвал меня к себе и стал водить руками вдоль моего тела, словно проверяя, выискивая что-то внутри меня. Закончив осмотр, он провозгласил:

– Я ошибся в своем предположении. Ваш сын не годится мне в ученики.

Лицо матери вытянулось.

– Но почему… Вы же обещали…

– Вашему сыну, – голос Вестника был торжественен и строг, – уготована куда более высокая честь, чем быть учеником Вестника из захолустья. Он станет избранным и поселится в Хирбе-Кумране.

Мать охнула и прикрыла рот ладонью.