Поцелуй черной вдовы (СИ)

Паяц Эссекс умел, если нужно, втираться в доверие, представляться этаким простачком с широкой улыбкой и манерами своего парня, но Кайл, когда-то и сам угодивший к нему на крючок, теперь лучше многих знал цену этому человеку.

Впервые встретились они лет двенадцать назад, как будто случайно. Друг пригласил Эссекса поиграть в теннис на его корте, там же был Кайл. Они сыграли два сета, причем оба раза Кайл выиграл, и потому, ощущая себя виноватым перед приятным новым знакомцем, позвал его запить горечь проигрыша в ближайшей таверне.

Кайлу было семнадцать, он казался себя удивительно взрослым и умудренным годами, и внимание важного аристократа льстило ему, как никакое другое. Увещевания же опекуна лорда Берли, быть осторожней с новым приятелем, результата не дали: Кайл продолжал с ним сближаться, и вскоре буквально заглядывал тому в рот в ожидании каждого слова.

А слова графа выходили замысловатыми и такими приятными слуху, что, когда, пригласив его как-то в «Кабачок Эссекса», он заговорил о страданиях перевертышей, Кайл даже не насторожился. А ведь родители постоянно твердили: «Будь осторожен! Не заговаривай с чужаками о том, что тебя якобы не касается. Ты – человек, и так пусть все и думают». Браслета он не носил, ибо опасно, что кто-то заметит его, и обращался только в собственном парке или лесу, и об оборотнях старался ни думать, ни говорить. Его приучили так с детства!

А тут такой разговор...

Да еще в месте, как выяснилось, наполненном перевертышами.

– И люди, и перевертыши – все созданы одним Богом, мой мальчик, – вещал ему тогда Эссекс проникновенным, наполненным сострадания голосом. – Но, испугавшись их силы, люди начали сторониться собратьев, церковники клеветать на них, называя порождением дьявола и еретиками, а королева... окольцевала браслетом вкупе с «законом о компримации», сделав несчастных узниками в своих же телах. Посмотри, мальчик, посмотри вокруг, – Кайл до сих пор помнил, как собеседник указал на посетителей за столами, – все эти несчастные жаждут свободы и равенства. Права быть тем, кем хотят, понимаешь?

Он кивнул.

– Да, сэр. – И глаза опустил, так как сделалось стыдно. Сам-то он все эти годы жил без браслета и даже думать не думал, каково остальным, закованным в «кандалы» перевертышам.

– Вот поэтому я и создал это место, – продолжал собеседник. – «Кабачок Эссекса» – все равно что пристанище для измученного несправедливостью сердца. Здесь каждый оборотень может высказать все, что захочет, и королевские живодеры не дотянутся до него. Здесь убежище, Кайл... Я создал убежище для перевертышей.

Даже сейчас Кайлу хотелось скривиться от пафоса и приторной лживости этих слов. Ведь Эссекс создал отнюдь не убежище, а рассадник беспрецедентного мятежа. Именно там, в «Кабачке Эссекса» отбирались самые рьяные ненавистники королевы и вербовались в ряды «армии Эссекса». И целью их было только одно: убить королеву, утвердив на престоле лояльного к перевертышам претендента.

По крайней мере, так говорил ему Эссекс.

– Ты ведь знаешь, должно быть, у Генриха был еще сын, – нашептывал ему он с видом коварного искусителя, – сын, которого почитают все мертвым. Но наследник-то жив...

– Сын? – Он тогда искренне удивился. – Но Эдуард мертв и похоронен в Вестминстерском аббатстве. Об этом все знают.

– Но не все знают, что сын Екатерины Говард все еще жив...

– Пятой жены короля Генриха? Н-но... мальчик был мертворожденным, насколько я знаю.

– Ложь. – Эссекс склонился к нему совсем близко. – Просто он был не таким, как другие... Понимаешь, о чем я? – Быстрый взгляд в зал.

И Кайл догадался:

– Хотите сказать... что... сын Генриха оказался...

– Да, перевертышем с золотыми глазами, – не утерпел Эссекс. – И его, сам понимаешь, не могли представить наследником, а умертвить не решились: как-никак в его жилах текла королевская кровь. А потому мальчика спрятали под чужим именем и растили все эти годы... Я же намерен, отыскав его, посадить на престол вместо Елизаветы! И сделать этих бедняг снова свободными.

Лживый ублюдок! Мнимый борец с несправедливостью. Сам Кайл уже никогда на его речи не купится, и Соланж не позволит задурить голову.

– Соланж – не убийца. И не станет участвовать в ваших грязных интригах! – произнес он решительно, вмешиваясь в диалог Эссекса с девушкой.

Тот мгновенно парировал:

– Я отнюдь не считаю эту прелестную юную леди убийцей, мой мальчик, но возможно, как знать, она посчитает своим святым долгом помочь не только себе, но и тысячам отщепенцев-собратьев, страдающих от самодурств королевы Елизаветы. И такое решение принимать только ей. Кто ты такой, чтобы указывать девушке?

Он действительно был никем, и прекрасно осознавал это, но... как Эссекс верно подметил, страшился, что Соль поддастся его цветастым речам и решит по своей доброй воле пополнить ряды сторонников назревавшего мятежа.

– Так вы в самом деле планируете убить королеву? – спросила Соланж. – Я слышала кое-что в «Кабачке Эссекса», но сочла эти речи безумными.