Поцелуй черной вдовы (СИ)

– Не Соланж развела нас, чтобы вы знали, граф: это сделали ваши амбиции. Ваша ложь. Пустые клятвы, коим я больше не верю.

– И зря. Я никогда никого не обманывал!

Кайл усмехнулся.

– Мне наскучил наш разговор. Я ухожу...

– Да постой ты. – Эссекс подался к нему, не подходя, впрочем, близко. – Я признаю, что был чрезмерно жесток, велев заключить тебя «королевским браслетом» и отправить в зверинец. Но и ты пойми меня тоже: ты убил своих же людей, помогая девчонке сбежать, и схлопотал пулю в грудь, упустив ее. Я заслуженно разозлился...

Покаяние первой фразы сменилось укором, который Кайл выслушал, сдвинув брови.

– Считайте, я вас простил, – хмуро ответствовал он.

Эссекс выругался в сердцах.

– Глупый мальчишка, не губи себя ради девки! Она уничтожит тебя.

– Может, я того и хочу...

Их взгляды встретились, словно схлестнулись стихии. И сколько они так молчали, глядя друг другу в глаза, сказать было сложно. Время как будто замедлилось и побежало быстрее одновременно...

А потом Эссекс сказал:

– Можешь вернуться в Блэкфрайарс-хаус. В конце концов, о тебе многие спрашивали, да и жить в том клоповнике, где ты сейчас обитаешься, удовольствие, полагаю, не из приятных. Ты все-таки аристократ, а не портовая шлюха!

Кайл выдержал краткую паузу.

– Чтобы вернуться в свой дом, ваше, граф, дозволение мне не нужно, – произнес он. И развернулся, чтобы уйти, но собеседник добавил:

– Не забывайся, мой мальчик, мы повязаны так же тесно, как прежде. Не вынуждай меня посчитать тебя вместо друга врагом!

– Счастливо оставаться.

С такими словами Кайл покинул кабинет графа Эссекского и торопливо вышел на улицу. Глотнул свежего воздуха, шумно втянув его через ноздри и пытаясь унять раздражение, вызванное недавней беседой, а потом, понимая, что упустил Соланж и поэта, зашагал в направлении дома. В конце концов, он точно знал, где они могли быть, и он пойдет туда сразу, как переоденется...

Пришло время действовать по-другому.

Старый слуга, не веря глазам, впустил его в дом.

– Какое счастье, сэр, вы вернулись! Я молился о вас денно и нощно, и вот Господь ответил на эти молитвы.

– Благодарю, Катберт, ты верный друг и хороший слуга. Будь уверен, тебе за это зачтется на небесах!

– Этой надеждой и живу, сэр. Что прикажете?

– Сейчас мне бы помыться и привести себя в должный вид, а ты после найми кухарку да пару горничных. Я какое-то время поживу в Лондоне, и тебе нужна будет помощь...

– Все сделаю, сэр. В лучшем виде, как вы пожелаете! Это счастье, что вы снова дома. А эти с улицы наконец-то ушли...

Кайл кивнул.

– Об этом не беспокойся. Лучше проветри комнаты наверху и приготовь для гостей...

– Вы ожидаете гостей, сэр? – удивился слуга.

– Одного гостя... двух, – исправился он, понимая, что мальчишка-поэт теперь с ними крепко повязан.

– Мужчин или женщин? – выпытывал старый слуга.

Таиться вроде бы не было смысла, но Кайл ответил:

– Мужчин. – А потом, дав понять, что более не желает тратить время на разговоры, направился в библиотеку.

Там и сидел, пока Катберт не нагрел воды для купания и не позвал его мыться. Все вспоминал свою прежнюю жизнь в этом доме, родителей и друзей... Но отчего-то казалось, то был не он вовсе, кто-то другой, и только этот, изменившийся Кайл, есть единственно настоящий. Вот и одежда, богато украшенная золотой вышивкой и жемчужными пуговицами, была чуждой новому Кайлу, как Сайласа Гримму были чужды роскошь и стиль. Однако он все-таки выбрал дублет побогаче, дабы произвести должное впечатление в месте, в которое собирался.

А собирался он ехать в театр на представление.

Правда, со всеми приготовлениями припозднился и прибыл уже при звуке третьей трубы, возвещавшей начало театрального представления, а потому довольствовался не лучшим местом на сцене, как изначально намеревался, а литерной ложей. Актер, произносивший пролог, только-только вышел на сцену, когда Кайл занял свое место и принялся высматривать Соланж и Шекспира...

Играли «Трагедию девушки» Бомонда и Флетчера, и поэта он вскоре увидел в роли слуги на свадебном пире Аминтора с Эвадной, а вот Соланж на сцене не появлялась. Каково же было удивление Кайла, когда «паренек», сновавший внизу среди разношерстной, непритязательной публики, состоящей из матросов, ремесленников и женщин легкого поведения, оказался именно той, кого он высматривал в первую очередь. Соланж ходила там среди них и, казалось, тоже что-то высматривала...

Карманников, понял он. Ее, похоже, приставили к черной работе – на сцену не выпускали... Как же тогда она станет играть в пьесе для королевы?

Он так сосредоточился, наблюдая за ней, что пропустил большую часть происходящего на подмостках, если по существу, оно его совершенно не интересовало, в отличие от поведения зрителей в «яме», развязно переругивающихся друг с другом за колбасами и горячившим их пивом, а потому задиравших то «паренька», то большого детину, появлявшегося подле «него» время от времени.