Поцелуй дочери канонира / Бестия

В этом деле, похоже, все просто. Убийство с целью ограбления или в ходе ограбления. Два грабителя в угнанной машине отправляются за драгоценностями Давины Флори. Может, они прочли интервью в «Индепенденте», хотя там и не говорилось ни о каких драгоценностях, если не считать реплики Вин Карвер, отметившей, что Давина носит обручальное кольцо. И вообще, они из тех, кто скорее читает «Пипл». Если они вообще умеют читать. Два грабителя, конечно. Но не два чужака. Один хорошо знал место и дом. Другой не знал: компаньон, приятель. Может быть, эти двое познакомились в тюрьме… Кто-то, связанный со слугами, Харрисонами? Или с Биб? Биб живет в Помфрет-Монакорум, а значит, могла возвращаться домой по короткой дороге. Вексфорд считал, что именно по короткой дороге скрылись убийца и его напарник. Для них это было бы удобнее всего, особенно если кто-то из них знал округу. Вексфорд почти что слышал, как один говорит другому, что на этой дороге они не встретят легавых, выехавших по вызову.

От Танкред-Хауса, Кингсмаркэма, да и от всего почти белого света Помфрет-Монакорум отделен лесом. За лесом проходит дорога на Черитон и Помфрет. Еще здесь стоят разрушенные стены аббатства и собор — живописный снаружи, но полностью разгромленный внутри, сначала Генрихом VIII, а потом Кромвелем. А кроме развалин — только дом епископа, горстка коттеджей и небольшой муниципальный дом. Три частных домика под шиферными крышами располагались на Помфретской дороге отдельно. В одном и жила Биб, но ни Вексфорд, ни Вайн не знали, в котором. Все, что могли сказать им Харрисоны и Габбитас, — она жила на улице, носившей название «Дома Эдит».

Табличка с этим названием и датой «1882» была прибита на фронтоне среднего коттеджа. Все три явно нуждались в покраске, и ни один не выглядел вполне благополучным. У каждого на крыше торчала телевизионная антенна, а у того, что слева, на стене рядом с окном спальни висела спутниковая тарелка. Рядом с парадной дверью правого коттеджа стоял у стены велосипед, а у ворот на обочине дороги — микроавтобус «форд-транзит». В саду среднего домика на бетонированной площадке находился мусорный контейнер на колесиках, под тяжелой крышкой. В этом же саду цвели желтые нарциссы, тогда как у других домов не было вообще никаких цветов, а двор и сад правого заросли сорняками.

Поскольку Бренда Харрисон сообщила им, что Биб ездит на велосипеде, с правого Вексфорд и решил начать. Дверь им открыл молодой мужчина. Довольно высокий, но какой-то совсем тоненький. На нем были синие джинсы и американский университетский свитер, настолько заношенный, выцветший и застиранный, что от надписи остались различимы на бледно-серой ткани только буква У от слова «университет» и большие С и Т — инициалы названия. Лицом обитатель походил на девушку — симпатичную девчонку-сорванца, свою в мальчишеской компании и играх. Должно быть, так выглядели юноши, которые играли героинь в театре XVI века.

— Хай! — приветствовал он их удивленно и нерешительно. Очевидно потревоженный и озадаченный, он бросил взгляд через плечо Вексфорда на дорогу и на машину, потом осторожно заглянул инспектору в лицо.

— Кингсмаркэмская уголовная полиция. Мы ищем женщину по имени Биб. Она здесь живет?

Мужчина изучал удостоверение Вексфорда с живым интересом, если не с беспокойством. Ленивая усмешка преобразила его лицо, неожиданно придав ему более мужественный вид. Он отбросил со лба длинную прядь черных волос.

— Биб? Нет, не здесь. В соседнем доме. В среднем.

Потом, поколебавшись, он спросил:

— Это насчет убийства у Давины Флори?

— Откуда вы знаете?

— Телепрограмма «Утренний кофе», — ответил парень и добавил, будто сообщал Вексфорду что-то важное: — Мы изучали одну из ее книг в колледже. Я посещал курс английской литературы.

— Ясно. Благодарю вас, сэр.

Покуда человеку не предъявлено обвинение, в кингсмаркэмской полиции ему говорили «сэр» или «мадам», обращались по имени или титулу. Вежливое обращение было одним из правил Вексфорда.

— Мы вас больше не побеспокоим, — закончил он.

Если молодой американец мог показаться переодетой девушкой, то Биб вполне сошла бы за мужчину, так мало она — или природа — пожелала дать проявиться половым отличиям. Возраст Биб тоже оставался загадкой. Ей могло быть и тридцать пять, и пятьдесят пять. Темные волосы коротко стрижены, лицо розовое и лоснящееся, будто только что отмытое с мылом и мочалкой, ногти ровно обрезаны, в одном ухе сережка — маленькое золотое колечко.

Вайн объяснил, зачем они пришли, она кивнула и сказала:

— Я видела по телевизору. Не могу поверить.

Голос у нее был грубоватый, ровный, странно невыразительный.

— Можно войти?

По мнению Биб, вопрос был не просто вежливой формальностью. Она, казалось, рассмотрела его в нескольких возможных аспектах и лишь потом медленно кивнула.