Поцелуй дочери канонира / Бестия

У Маргарет Гриффин теперь осталась единственная забота — спасти репутацию Энди. Последняя служба, которую она могла ему сослужить. В разговоре с Верденом она, не отрываясь от сменяющихся картинок на телеэкране, упрямо отрицала существование какой бы то ни было подружки. У Энди никогда в жизни не было никаких девочек. Стиснув руку мужа, она повторила это несколько раз слово в слово. Слово «подружка» Маргарет умудрилась сказать таким тоном, будто это была какая-то нехорошая болезнь. Иметь то или другое в ее материнских глазах было равно стыдно, опасно и безответственно.

— И в последний раз вы видели его утром в воскресенье?

— Рано утром, — ответил отец. — Энди всегда поднимался с зарей. Было около восьми. Он заварил мне чаю.

Терри Гриффин тоже не перестал проявлять трогательную заботу о позитивном образе сына, хотя сын его уже мертв, а при жизни был убийцей и сексуальным маньяком, глупцом и ничтожеством. Энди умер, и мать будет всем рассказывать о его невинности и чистоте помыслов, а отец — превозносить его доброжелательность, глубокомыслие и полезные привычки.

— Он сказал, что уезжает на север, — сказал Терри Гриффин.

Берден подавил досадливый вздох.

— На своем мотоцикле, — вставила мать убитого. — Я всегда ненавидела этот мотоцикл! И была права — сами видите, что случилось!

Отчего-то ей нужно было думать, что сын погиб в аварии, и ее сознание уже начало превращать убийство в автокатастрофу.

— Он сказал, что позвонит нам. Он всегда так говорил, можно было не спрашивать, — продолжил Терри Гриффин.

— Нам не приходилось просить, — упавшим голосом добавила Маргарет.

— Но на самом деле он так и не позвонил? — Берден постарался задать свой вопрос помягче.

— Нет, так и не позвонил. И от этого я волновалась за него — зная, что он на этом мотоцикле…

Маргарет Гриффин сжала руку мужа и положила ее к себе на колени. Берден двинулся по коридору в комнату Энди, которую обыскивали Дэвидсон и Розмари Маунтджой. Кипа порножурналов, обнаруженная в шкафу с одеждой, нисколько не удивила Бердена. Энди, конечно, понимал, что мать, прекрасно осведомленная о его пристрастиях, вытирая пыль в его комнате, благоразумно не станет заглядывать в шкаф. Энди Гриффин никому не писал и не испытывал тяги к печатному слову. В его журналах были только картинки с короткими и грубыми возбуждающими подписями. Если у него когда-то и была подружка, она не писала ему и не дарила своих фотографий. Единственной интересной находкой был обнаруженный в нижнем ящике комода бумажный пакет с девяносто шестью долларовыми банкнотами различного достоинства, от однодолларовой до десятки. Старшие Гриффины заявили, что ничего не знают об этих деньгах. Маргарет смотрела на доллары, как на монеты давно исчезнувших царств, выкопанные из земли археологами. Она пересчитала купюры, на миг позабыв о своем горе. Вопрос, который она, по-видимому, не решалась задать, боясь показаться смешной, задал за нее муж.

— Это деньги? На них можно что-нибудь купить?

— В Соединенных Штатах, — ответил Берден и тут же поправился: — Да вообще-то их принимают почти везде. И в нашей стране, и повсюду в Европе. В магазинах их берут. Ну и, во всяком случае, в любом банке их можно поменять на наши банкноты. На фунты, я имею в виду, — уточнил он.

— Почему же Энди их не потратил?

Бердену претило спрашивать этих людей о веревке, но он должен был это сделать. К его облегчению, впрочем, ни один из Гриффинов не понял страшного подтекста вопроса. Они знали, как умер их сын, но слово «веревка» не ассоциировалось у них напрямую с повешением. Они сказали, что дома веревки не держат, и были уверены, что Энди тоже не держал. После этого Терри Гриффин снова перевел разговор на доллары, найденные у Энди. Казалось, неожиданная находка захватила все его мысли.

— Эти деньги, которые, вы сказали, можно обменять на фунты, — они принадлежали Энди?

— Они находились в его комнате.

— Тогда они теперь наши, правда? Это будет вроде компенсации…

— О, Терри, — сказала ему жена. Но он не обратил внимания:

— Как вы думаете, сколько они стоят?

— Фунтов сорок-пятьдесят.

Терри Гриффин задумался на миг и спросил:

— А когда можно будет их забрать?

XVIII

Он подошел к телефону сам.

— Канонир Джонс.

Послышалось Бердену или нет? Может, Гуннар? Такое имя вполне может принадлежать и англичанину, если, скажем, его мать была из Скандинавии. В школе с Верденом учился мальчик по имени Курт — такой же англичанин, как все остальные. Так почему бы не Гуннар? Или Гюнтер? Или, возможно, «канонир» — прозвище, оставшееся со времен службы в артиллерии.

— Я хотел бы увидеться с вами, мистер Джонс. Сегодня вечером вам подходит? В шесть?

— Приходите, когда вам удобно. Я дома.

Он не спросил, в чем дело, не заговорил ни о Танкреде, ни о дочери. Это привело Бердена в легкое замешательство. Он не хотел бы понапрасну мотаться в Лондон.

— Ведь это вы отец мисс Давины Джонс?

— Так сказала мне ее мать. В этих делах мы должны Доверять женщинам, правда?