Утро не заладилось. Надо было вставать на полтора часа раньше и ехать на автобусе. Мало того, что на работу приезжаешь раньше на час, так еще и надо идти пару километров пешком. А выбора то и не было. Можно конечно позвонить Матвею, если бы догадался и взял у него номер. Нет номера телефона вспоминаем номер автобуса. Влад злился, маскируя этой злостью вчерашний страх. Почему он, солдат, целый сержант, да еще и поучаствовавший в боевых действиях, психолог и просто смелый рубаха парень так вчера испугался. Он не понимал и по этой причине злился, испытывал внутренний дискомфорт и неуверенность. А когда он начинал сомневаться в себе то всегда прятался за отличным внешним видом. Легкое черное пальто было надето на хороший темный костюм. Из разреза выглядывал ворот яркой синей рубашки и безупречный узел темного галстука в синюю искорку. Туфли блестели. Он любил выглядеть хорошо. И сейчас он точно знал, что булавка закреплена на нужном расстоянии. Галстук четко прикрывает пряжку ремня. Ремень черной кожи, точно такой же как на часах. И даже носки, мало того, что подобранны в тон костюма, но и той нужной длины. Если ты решил присесть и закинуть ногу на ногу, то ничьему взору не представится волосатая мужская нога. Влад не помнил, как звали преподавателя эстетики и этикета. Но ее лекции засели в голове навечно. Вообще первый годы учебы дал Владу многое. Общежития института было переполнено и Влада подселили в обычную рабочую общагу. Там было одно крыло для студентов первогодок. Их пытались прессовать и рабочие и проживающие там менты, и будущие коллеги со старших курсов. Но с этим ему удалось справиться быстро. Очень хорошо помог семилетний опыт занятий классическим, а позже и тайским боксом. Героем он там не стал, в общежитии были парни и покрепче, но все быстро поняли, что он парень упрямый и с ним лучше дружить и договариваться. Здесь он получил другой опыт, опыт общения с другими людьми. Это типично для выходцев с маленьких городков. Таких, в которых ты вроде и не знаешь всех лично, но точно всех видел или что-то о них слышал. Здесь были именно чужие, голодные до всего нового. Сверстники из других городов и деревень, они были не самыми умными и не самыми добрыми. Шли, так называемые, девяностые и добрым быть было не модно. Все новое что в первую очередь постигалось, это алкоголь, трава, клей и легкодоступность секса. Влада потянуло на учебу, что было ему не свойственно. Не рвался он раньше в отличники, хотя учеба давалась ему легко, играючи. А тут вдруг увлекся, и в том числе этикой с этикетом. Да, ему нравилось выглядеть хорошо. Но сегодня был не его день. С утра его выловила заместитель по воспитательной работе и безапелляционным голосом заявила.
– Владислав Сергеевич, как хорошо, что приехали раньше, заболел один из воспитателей. Вы вместо него направляетесь со старшими классами на сельхоз работы.
– Сельхоз работы, это что? Можно как-то поподробнее, пожалуйста
– Вот и подробности, берете восьмой и девятый класс, нового историка Дмитрия Анатольевича и одну заслуженную работницу ведра и тряпки, Галину, садитесь с ними в автобус и едешь на поле собирать картошку, за эту работу колхоз выделит нам на пропитание пару тонн. Вопросы есть?
– Есть. А можно я не поеду?
– Нельзя. Кстати хорошо выглядите, очень подходяще для картофельного поля.
Влад поскрипел зубами, но от ответа воздержался.
Новый преподаватель истории и по совместительству воспитатель, оказался худым и нескладным молодым человеком. Прямые темные волосы падали на смуглое лицо, глаза светились огнем фанатизма и преданностью выбранной профессии. Руки и ноги находились в постоянном движении. И что было самое страшное, он всегда говорил. За все время пока они ехали на поле, он говорил и говорил, и говорил. Заняв место около дородной, довольно молодой и улыбчивой Галины, той самой работницы ведра и тряпки, он говорил. Тему разговора Влада не улавливал, эту машину с будкой, по ошибке названую автобусом немилосердно трясло, и судя по ощущению, водитель забыл, что в будке находятся люди. Влад старался удержаться и не понимал, как можно столько говорить, когда от тряски зубы стучат друг об друга. Даже дети в основном молчали. И теперь вместо чувства собственного достоинства он испытывал неловкость. Вот как одежда бывает к месту и не к месту. Из-за своего наряда он выглядит здесь не то что белой вороной, а скорее полярным белым медведем, летящим в стае воробьев. И еще этот Дмитрий Анатольевич не умолкает.