– Не знаю, милый, – поведала она спокойным тоном. – Быть феей объятий вообще дурно. По-моему. Никогда я не хотела ей быть. Обнимать того, кто не суженый. Но для феи объятий это, кажется, не дурно. А раз нет, то ничего плохого мы не делаем. Если можно обниматься стоя, почему нельзя лёжа? Если можно днём, почему нельзя ночью? Феи же безгрешны, а в самом сне вместе греха нет. Если можно на суше, почему нельзя в водичке? Если можно в платьице, почему нельзя в рубашке? Если можно приласкать кошечку, почему нельзя фею? Феи тоже любят ласку. Я как будто проклята дважды, Рун. Во-первых, потому что фея объятий, и во-вторых, потому что меня кто-то проклял. В одном я убеждена точно – если бы он меня не проклял, ничего бы этого не было. Того, в чём ты сомневаешься, не дурно ли это. Я не виновата, что меня прокляли. Но может я даже и не жалею. Само по себе оно прекрасно. То, что сейчас меж нами. Если бы ты был мой настоящий суженый, я даже и не знаю… Вынесла бы столько счастья, месяц за месяцем, год за годом, или сошла бы с ума. Наверное это всё же хорошо, что феи не могут выходить за людей.
– Тут я не согласен, – полушутливо вставил своё слово Рун.
– Я думаю, феи объятий не поступают так, как я, – чистосердечно поведала Лала. – Не поступали до меня. Но это потому, что они не были прокляты. Если бы не проклятье, ты бы влюбился в меня за несколько дней, Рун. Я бы получила могущество. И дело даже не в том, что вернулась бы домой. Я не привязалась бы к тебе. Так сильно. Мне всё это было бы не надо, что сейчас меж нами. Я была бы поглощена могуществом. А его нет. В результате меня поглотили твои объятья. Или может моя природа, настойчиво пытающаяся тебя влюбить, жаждущая твоей любви. Или и то и другое вместе. Может мы и делаем что-то предосудительное, мой котик. Если судить по меркам грешников. Но я ни в чём не виновата. В этом я уверена. Я лишь следую своему сердечку. И своей природе.
– Я просто думаю, может тут моя вина, – посетовал Рун. – Возможно, как бы причиняю ущерб твоей чести. Идя у тебя на поводу.
– Наивный, – разулыбалась Лала. – Ты полагаешь, ты был бы способен сопротивляться моим чарам? Смирись, мой дорогой. Ни у тебя, ни у меня нет ни чуточки возможности воспротивиться этому. Тому, что происходит. У меня, потому что я верю своему сердечку. У тебя, потому что ты мужчина, вернее даже, юноша простодушный. Не переживай Рун насчёт своей вины. Виноватым можно быть, только если выбираешь что-то неправильное, как поступить, у тебя же выбора нет вовсе. Ведь ты хороший, ты тоже следуешь своему сердечку. А оно не хочет быть со мной жестоко. А лишить меня всего этого – жестоко. Я стану горевать. Итак проклята, колдовать нельзя под страхом жертв, ещё и без… Вот уж нетушки.
– Чтож, поверю тебе на слово, моя красавица, – сдался Рун. – И, между прочим, что касаемо колдовства под страхом жертв. У нас свидание, то есть особенный для нас день. Особенные дни всегда исключение. В них можно делать красивое волшебство без штрафов. Помнишь, как тогда, в нашу помолвку, ты творила? Вот такое твори без штрафов и сегодня, если хочешь.
Лалино умиротворение тут же как рукой сняло, заменившись безудержным восторгом.
– Спасибо, славный мой! – растроганно и радостно воскликнула она, заблестев глазками.– Вот это подарок! Ты очень добрый, Рун.
– Просто я тебя люблю, глупенькая, – довольно буркнул он.
– Я тебя тоже очень люблю, – с нежностью посмотрела на него она. – Вставай, Рун, тогда, держи меня, я буду колдовать.
Рун поднялся, галантно подставил ей руку.
– Только помни, Лала, – извиняющимся тоном предупредил он. – Тут открытое место. Видно-то издалече. Нет гарантии, что вокруг на много вёрст прям ни души. Как бы не заметил кто и не захотел сюда добраться. Ты уж поосторожнее твори. Ну и на птичек твоих надеюсь, что предупредят, ежели кто рядом окажется.
– Я поняла, – кивнула Лала, продолжая излучать воодушевление и счастье бесконечное.