– Держу-держу, – отозвался он с нежностью, забыв обо всём. О суше, о русалках, о проклятье, о чайках, что парили в вышине, о том, что расставание неизбежно. Сейчас здесь были лишь она и он. И пение, ласкающее душу гармонией нот дивных. И вода. В которой отражалась бесконечная синева неба.
***
Наступил следующий день. Последний день свидания на озере. Рун и Лала уже проснулись, но не вставали, лежали в шалашике, наслаждаясь негой отступающей дрёмы и объятиями друг друга.
– Столько обнимались за эти деньки. И ночечки. Прямо медовый месяц какой-то у нас, – порадовалась Лала
– Ага. Только без мёда, – усмехнулся Рун.
– Тебе что, недостаточно сладко со мной, заинька? – с юмором посмотрела она на него.
– В медовый месяц жертвы позволены. Жениху. Вот это я понимаю, мёд на устах, – шутливо посетовал он с мечтательностью.
– Ох, Рун, когда же ты успокоишься наконец со своими жертвами, – улыбнулась Лала.
– Когда их получу, не раньше, – весело поведал он.
– Их? Ты думаешь, их будет больше одной?
– Я даже и не сомневаюсь в этом.
– Ну, не сбейся со счёта, подсчитывая мои долги, – рассмеялась Лала. – Сколько там уже набралось? Раз… и кажется всё.
– Это потому, что я сильно добрым был, прощал тебе, – парировал Рун. – Вот перестану, тогда и поглядим. Я даже боюсь вообразить, сколько их может набраться. Не удивлюсь, если сотня или две. О-о-о, даже прям хочется представить себе это. Как это будет. Пришла пора расстаться, и тут наступает время расплаты. Одна жертва. Затем другая. И ещё, и ещё. И каждая настоящая, без увёрток. Проходит час. А мы всё жертвуем друг другу. Как тебе такое?
Лала посмотрела на него пристально, покраснев. И её личико погрустнело.
– Обидел я тебя, милая? – озабоченно спросил Рун, заметив перемену в ней.
Она не ответила.
– Обидел, – совсем сник Рун. – Я не со зла, по недоразуменью. Просто не предполагал, что это может тебя так задеть. Иначе не сказал бы ни за что. Подобного. Простишь ли ты меня? Прости пожалуйста.
Лала вздохнула.
– Рун, для меня это так серьёзно. Это жертва. Большая. А ты насмехаешься над ней, – проговорила она с печальным укором.
– Лала, для тебя это жертва. А для меня счастье, – объяснил он чистосердечно. – Я не насмехаюсь. Я мечтаю. Я бы хотел, чтобы так произошло. Я знаю, так не будет. Но если б было… Что же мне теперь и помечтать даже нельзя? Была бы ты хорошая фея, ты бы исполнила столь доброе желание.
– Так я плохая теперь? – мрачно поиронизировала Лала.
– Ты очень хорошая. Просто… это же тоже нелегко, быть женихом понарошку, когда всей душой жаждешь быть по правде. Немножечко помягче могла бы относиться к кавалеру.
– Ладно уж, мечтай дальше, – смилостивилась Лала, оттаяв. – Только тоже будь помягче. В вопросе жертв. Не шути над ними так. Я ведь… сама не уверена насчёт того, сколько их наберётся. Вдруг как и правда много. Для меня это совсем не шутки, Рун. Одна жертва – это дар. А много… Это стыдно очень. Ты как бы намекаешь, что я бесстыдница, когда так шутишь.
– Я понял, красавица моя, прости, – ласково повинился он. – Я тебя точно не считаю бесстыдницей, ни за что я так не подумаю о тебе. Ты знай это, хорошо?
– Хорошо, – умиротворённо ответствовала она, снова воссияв счастьем.
Ненадолго наступила тишина. Лала прижалась плотнее, пристроилась поуютнее. Рун погладил её по плечику.
– Лала, – позвал он.
– Что, мой львёнок?
– Можно кое-что узнать? Про жертвы? Я не в шутку.
– Да.
– Если ты вернёшься в свой мир нескоро… Ты только не обижайся. Я просто предполагаю, с твоей тягой к колдовству… Вдруг тебе и правда придётся жертвовать много. Я… у меня воображения не хватает представить, как это может происходить. И что я должен чувствовать при этом. Но ты пожалуй станешь горевать. А значит… мне тяжело будет принять это. Эти жертвы. Ничего приятного в них не будет.
– Я поняла, Рун, – отозвалась Лала с теплотой. – Ты прав. Хорошо, что мы об этом поговорили. Я буду держать сие в уме. И если задолжаю тебе много… жертв. Ты сильно-то не надейся. Но ежели задолжаю. Я одарю тебя с радостью и нежностью, от всей души. Потому что это мой долг тебе. Долг чести. А горевать, возвращая его тебе, было бы бесчестьем. Обиду бы тебе и боль принесло вместо услады сердцу. Мне будет нетрудно, Рун, не горевать, а нежной быть. Надо лишь вспомнить, кто ты для меня и сколько сделал всего. Что ты мой рыцарь, и мой друг, с которым я навек прощаюсь.
– Спасибо, конечно, – улыбнулся Рун. – Но по-моему, люди настолько не управляют своими чувствами, как тебе кажется, голубка моя. И феи тоже.. Ты испугаешься, расстроишься, и хорошо если не заплачешь.