Поцелуй или жизнь (СИ)

На выходе из конюшни их действительно поджидал паж лет двенадцати с абсолютно белыми кудрями, завитыми мелким бесом, молочной кожей и невероятно светлой, издали даже сливающейся белками радужкой глаз.

— Северянин, коренной, — кратко пояснил Гвейн.

— Драсте, ваш сочство, — мальчишка отвесил неуклюжий поклон, подметя длинным пером своего берета дорожку под ногами Тринадцатого Принца Веридорского, а тот едва не поморщился.

— Тудой нам, — кивнул паж в сторону резиденции. — По парадной лестнице пойдем, шоб усе видали, шо к нам ваш сочство пожаловали! Я, коды разнюхал, кого к нам приедуть, ажно с табурета об пол шиндарахнулся, а Нуна, кухарка наша, як начнет ме у самое ухо орать, шо уволень я да растяпа, шо я чуток не оглох. Чаво, спросишь, ореть? Кажите на милость, якая польза из того, шо я оглохну? Будто лучшее слыхать яё буду. Таки не буду, енто я точнехонько знаю…

Какой кошмар! Это даже не выговор, это новый вид казни для просвященных людей — слушать это все! Хотя, раз уж мальчишка такой болтливый, можно его и разговорить.

— Послушай-ка, малой, — прервал рассказ о недалёкой, но горластой кухарке Нуне Бастард Тьмы. — А не знаешь ли ты, что за девушка служит у вас на конюшне?

— Отчаво же не знать, Горянка енто. Она Нуне по кухне, бываеть, помогаеть, да ищо с лошадями обходиться.

— Горянка? — переспросил Гарет. — Это имя?

— А черт яё знаеть. Могёт быть, и имя, но сдаеться мяне, шо енто позвище. Мобуть потому шо гордая деваха, легко яё не объездить. А мобуть, горилочку любить.

Принц не удержался и краем глаза покосился на своего друга. У того при слове "горилка" даже глаза загорелись. Ясно, он найдет, с кем здесь задушевно поговорить, и даже этот чудовищный акцент его не смутит. Кстати…

— Слушай, парень, а вы все тут так мерзко разговариваете, — не удержался от вопроса Гарет.

— Нэ! — поспешил заверить его паж. — Енто тольки я туточки такой, коренной из северных провинций.

— А как же Горянка?

— А она, ваш сочство, притворяеться, — вдруг перешел на заговорщический шепот мальчишка. — На людях брешет, як наши, да и уверяеть усех, шо она оттудова родом. Но я-то своих различаю. Да и слыхал я разочек, як она прямехонько як вы, на чистом веридорском наречии якому-то лорду осточному из Порсула сказки баяла, шо замужем, а потому платок на голову не напялить, шоб лица яё звериного не видать было, и в гарем к няму не подёть. Ну шо туточки кажешь, дурёха есть дурёха…

— Погоди, значит, Горянка разговаривает так, как говорят в Веридоре?

— Вестимо так, ваш сочство, як веридорцы али предельцы.

— Жители Северного предела… — догадался Гарет, больше не слушая болтливого пажа.

Ему предстояла встреча с Хомутом, знакомство со всем двором Саратского Вождя, начало переговоров, торжественный банкет, представление во дворце, огневое шоу и многочисленные предложения местных светских дам провести незабываемую ночь вместе. В другой время все это развлекло бы его или, напротив, вызвало раздражение и поток нелицеприятных комментариев. Но сегодня он ходил, как в тумане, и практически не видел ничего вокруг. Его мысли вновь и вновь возвращались к девчонке на конюшне. Что же все-таки привлекло его? Не красота уж точно. Манеры и выговор, пусть даже наигранный, тоже не располагали к зарождению теплых чувств. Навряд ли она умна и начитана. Одним словом — служанка! Что тогда? Поразмыслив, Гарет решил, что это из-за тайны, витающей вокруг неё. Что за странное имя Горянка? Почему она кажется ему смутно знакомой? Зачем она выдает себя за коренную северянку, в то время как сама родом из Северного предела или Веридора?

***

Неделя пролетела в непонятных непривычных мыслях и витаниях в неизвестных далях.

На восьмой день посольства Гарет пошел в конюшню и отыскал Горянку. Девушка задавала овса лошадям и упорно игнорировала принца, пока все её подопечные не склонились над яслями.

— Чавой вам, ваш сочство? — наконец повернулась она лицом к страху и ужасу всея Веридорской земли.

— Говори со мной, нормально. Ты же умеешь, я знаю.

— Шо вы знаете, то с вами останеться, а я вами по-людски балакаю.

— Ладно, — вздохнул принц, про себя подумав, что ради утоления своего столь невовремя разыгравшегося любопытства можно немного и потерпеть, а потом в качестве моральной компенсации, так сказать, всласть исполосовать плетью спину девки и вдоволь наслушаться ее жалобных подвываний. — Скажи, верно ли мне сказали, что тебя зовут Горянка?

— Правду бають, — кивнула служанка.

— Неужели тебя так назвали родители?

— Отчаво же, мати и батя кликали ме не так, тольки померли они ужо несколько годков как, а с ими и имечко мое погибло.

— Как же так?

— А вот так, ваш сочство, родичи мои усе померли, с ними и прошлая моя жизнь. А туточки мя Нуна отыскала, приютила и имечко дала. Мол, горя у мя было, вот и выла я в три ручья целы дни, так шо чуток от слез совсем не ослепла, вот и баяла, шо я — Горянка — горюю. А следом и усе тутошние подхватили, тольки они мя гордой кличут: гордая Горянка. А хлопцы дюже приставучие, — не хуже волчицы оскалилась девушка, — брешут, шо горячая я, коды узнают, як у мя рука тяжела.