Я уж хотела было сама подступить к ребеночку и попытаться успокоить, но тут к Себастьяну подлетел Франциск. Надменного выражения как не бывало: теперь на нем читалось беспокойство и сосредоточенность. Осторожно уложив малыша на сгиб левой руки (а ведь ему, наверное, тяжело, все же Себастьян уже не младенец, да и Франциск маленький), мальчик сделал какой-то странный жест правой, и тут из его пальцев вылились сверкающие безукоризненной белизной магические потоки. Ничего ж себе! Это так выглядит магия Жизни?!
Себастьян мигом успокоился и, устремив взгляд на брата, что-то заагукал, смешно улыбаясь маленьким ротиком, в котором еще не было ни одного зубика. Каким же счастливым было лицо Франциска! Он с таким умилением смотрел на крошку-брата, что я невольно залюбовалась. Интересно, это особенность магов Жизни, любить детей, или Франциск сам по себе такой?
Тут из тумана, окутывающего прошлое, вынырнула миловидная девушка с привлекательным лицом и такой безупречно тонкой талией, что ее никак нельзя было заподозрить в том, что двое из троих маленьких графов — ее чада. И ем не менее это была она, леди Индия…
— Франциск! — кинулась графиня к пасынку, намереваясь взять у него малыша. Видимо, боялась, что мальчик не удержит братика.
Но Франциск и не собирался отдавать предмет своей искренней любви, и в конце концов женщина смирилась.
— Нравится тебе братик? — светло улыбаясь и присаживаясь рядом с детьми прямо на пол, спросила она и ласково погладила Франциска по красиво лежащим (видимо, это от природы, не делали же ему укладку в пять лет?!) смоляным локонам.
— Очень! Жаль только, что он не девочка, брат то у меня уже есть! — заявил тот и тут же выдал. — Леди Индия, а вы родите мне сестричку?!
***
Что ответила ему леди Индия, мне услышать не довелось. Но я поняла одно: насчет Франциска я была неправа, когда думала, что это он и устраивал покушения на невест Его Светлости, а заодно и на их жениха. Почему-то после увиденного одна мысль о том, что старший сын сэра Гвейна желает смерти братьям, казалась откровенным наветом.
***
"Франциск купался во внимании всех южных барышень и не только. Но и брату позволял любить себя. Тогда я не задумывался о таком, но сейчас, наверное, считаю, что это было жестоко с его стороны. Я убедил его не придавать гласности любовь Франсуа, а ведь Франциск мог. Просто чтоб посмеяться над братом. Но потом он согласился со мной, что такое потрясение может подкосить отца…"
И снова граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон сказал мне абсолютную правду.
Вернее, то, что он считал правдой.
Пред моим взором предстала шумная компания, судя по всему, арендовавшая целый этаж одного из местных элитных клубов для своих гульбищ. Франциска я углядела сразу же: самый завидный на тот момент жених юга развалился на одной из кушеток, позволяя белобрысой девице с низкой степенью одетости усесться на нем верхом и бесстыдно тереться об него, попутно слегка царапая заостренными коготками его обнаженную грудь. Молодой граф явно наслаждался процессом, но друзья-приятели и не думали оставлять его на попечение партнерши.
— Ну, с Себастьяном все понятно, он хоть и с придурью, но нормальный, — прогрохотал густым басом шкафоподобный детина несуразных размеров, сосредоточив свое внимание на самой пышнотелой из представительниц прекрасного пола, обеспечивающих сборищу местной золотой молодежи мужского пола "приятный досуг". — Может, даже зря мы над ним потешаемся. Вот изучит малой "внешние и внутренние факторы влияния на длительность и глубину женского оргазма" — а с его дотошностью и кошельком сэра Гвейна изучит основательно, это можно не сомневаться! — и заткнет нас всех за пояс. Но Франсуа то?! Чего это наш дивный менестрель не ищет вдохновения в объятиях обнаженных нимф? Или муза будет ревновать? Слышь, Франциск! Тут разговорчики пошли, что твоего брата вдохновляет и не муза вовсе, а муз…
Договорить громила не успел: Франциск бесцеремонно скинул с себя обольстительную деву и, за долю секунды оказавшись рядом с говорившим, зарядил ему такой удар кулаком по лицу, что у того из носа кровь как из ведра мощной струей хлынула и мигом заляпала и роскошный костюм из дорогущего сукна, и начищенные до блеска туфли с франтовскими бантами, и передние выдающиеся формы пышнотелой девицы.
Все хором взвизгнули, Франциск же, напротив, выглядел неестественно спокойным. Устрашающе спокойным…
— Никто не смеет плодить нелепые слухи про моих братьев и разносить их по всему графству. А тот, у кого хватит кретинизма распустить свой поганый язык, будет иметь дело со мной.
— Но ведь ты же сам шутил…
— Мне — можно! Это мои братья. А кто в их сторону хоть взглянет косо, напорется на мой меч, ну, или налетит на кулак, это смотря как повезет. Ну что, Рувер, рассчитаем, какого диаметра будут синяки у тебя на физиономии, если я еще хоть один раз услышу от тебя нечто в этом же духе?
***