Песня, песня, песня… Не может быть! Это что же, в записке просят снять проклятие с легендарного вдовца и по совместительству богатейшего южного аристократа графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, чья слава дошла даже до другого конца света и гремит в бардовских песнях?! Интересно, кто же это написал и что там за проклятие, которое, судя по записке, было произнесено от большого горя перед самоубийством? С одной стороны, логичнее всего было бы самому вечному вдовцу или же его родственнику просить помощи у Мрачного. Но ведь в прошении нигде не уточнено, что его автор каким-либо образом относиться к графскому роду. Вполне может быть, что это был брат девушки, влюбившейся в графа и опасающейся скоропостижной и безвременной кончины сразу же после свадьбы. А может, преданный слуга из обнищавшего дворянского рода или же друг проклятого… Как бы то ни было, а их прошение двенадцатилетней давности до Мрачного не дошло: судя по слухам, за последний десяток лет самый завидный по состоянию и знатности и в то же время самый несостоятельный по причине кратковременности брака жених-южанин похоронил пол дюжины жён.
Из мыслей меня выдернул мерный стук каблуков, причём по тому, как неизвестный поклонник Мрачного отбивал каждый шаг, можно было сказать практически наверняка, что это военный. А каблуки не звонко цокают, как на женских туфельках, а глухо отмеряют каждое соприкосновение подошвы и пола. Ага, значит, сапоги охотничьи.
Прихватив с собой яблоко, я проворно шмыгнула внутрь одного из внушительных колец василиска и притаилась за каменным туловищем. Некто из местных, а может и не из местных, прихожан уверенно прошёл мимо моего укрытия и, судя по звукам, остановился где-то через треть круга от змеиных родственников. Осторожно высунувшись из «объятий» магического апсида, я быстро отыскала глазами новоприбывшего. Им оказался мужчина, судя по посеребрённым сединой волосам, в летах, но на удивление хорошо сложенный, высокий и с бойцовский разворотом плеч. Он стоял ко мне боком, и полностью рассмотреть его лицо я не смогла, однако ту часть, что была открыта моему взору, щедро осыпали язвы, как у прокаженного. Ради интереса я тихонечко позвала свою вторую ипостась, которой было по силам на глаз и «телесный» слух определить степень тяжести почти любой болезни. Змейка встрепенулась внутри меня и подняла голову, сканируя мужчину. И — вуаля! — вердикт таков: незнакомец здоров как демон, перед которым как раз таки остановился. Зачем тогда уродовать лицо? Врожденный дефект? Или, может, от суда скрывается? «Ты сссама тут от сссуда сссскрываешшшьсссяяяя…» — заметила змейка, снова удобно сворачиваясь и прикрывая глаза.
— Бог Мрачный! — прокатился по всей зале могучий звонкий голос, на котором, в отличат от косматой шевелюры, ещё не оставила своего следа старость. — Тот, Кто правит в самых темных уголках наших душ, Кому подвластно отравить сердце человеческое ядом злости, ревности, зависти или же излечить его от них, Чья сила покровительствует нам, потерявшим луч надежды и блуждающим во Тьме! Направь ярость мою на виновного в злодеяниях против рода моего! Дай силы мне не сгореть во Тьме, а выйти к Свету и справедливость в этом мире отыскать! Пошли мне знак, как доказать своё право, и благослови на месть, душу успокаивающую!
Ох ты ж! Значит, сюда все за разрешением погрешить ходят? Что ж, не буду мешать человеку молиться. А то видок у него откровенно разбойный, ещё заприметит ненароком да и прибьёт за то, что откровения его душевные тут подслушиваю.
Незнакомец при всем желании не смог бы увидеть, как в темноте залы к высоким двустворчатым дверям скользит белёсая чешуйчатая лента, а вот я не отказала себе в удовольствии обернуться и ещё раз поглядеть на него. Поэтому то и успела расслышать, как мужчина зачитал, не иначе, ответ Мрачного на его призывы, причём послание, так же как и оставшийся при мне свиточек (а яблоко некуда было положить, пришлось оставить, жаль!), радовало стихотворной формой:
Для тех несчастных, кто словом первым
И первым взглядом твоим сражён,
Ты есть, была и пребудешь перлом!
Женой нежнейшей из нежных жён!
В округе всяк, не щадя усилий,
Трубит, как дивны твои черты,
Но я то знаю, что меж рептилий,
Опасней нет существа, чем ты.
Под нежным шелком, сквозь дым фасона,
Свивая кольца, как напоказ,
Сестра василиска и дракона
Скрывается от любопытных глаз.
Отмечен смертью любой, что страстью
К тебе охвачен, сестра моя!
Однако к счастью или к несчастью
Об этом знаю один лишь я.
Но я не выдам, не беспокойся.
К чему предавать спутницу свою?
А ты, сестра, развернувши кольца,
Ко мне поспешишь, коль я позову…
Все таки Мрачный Бог — поэтичная натура.
2.5