Поцелуй изгнанья

— Это хорошо, — сказал он подчеркнуто безразличным тоном. Потом поднялся, чтобы уйти.

— О мудрый, — сказал я, — не дашь ли ты мне чего-нибудь против боли?

Он посмотрел на меня сузившимися глазами:

— Разве тебе по-прежнему больно?

— Да. Теперь я окреп, хвала Аллаху, но тело мое все еще страдает от перенесенных невзгод.

Он что-то пробормотал себе под нос, но открыл свой кожаный мешок и приготовил инъекцию.

— Это в последний раз, — сказал он. Затем сделал мне укол в бедро.

Мне пришло в голову, что у него, возможно, было мало лекарств. Хассанейну приходилось лечить все травмы и болезни племени, и, возможно, я уже потребил большую часть его обезболивающих препаратов. Я пожалел, что эгоистически использовал этот последний укол. Вздохнул и стал ждать, пока соннеин подействует.

Хассанейн ушел из шатра, и снова появилась Нура.

— Говорил ли кто-нибудь тебе, сестра моя, что ты прекрасна? — спросил я. Я не был бы так смел, если бы в этот момент наркотик не начал распускать свои лепестки у меня в мозгу.

Нура очень смутилась. Она закрыла лицо покрывалом и села на свое место у стены. Она не говорила со мной.

— Прости меня, Нура, — невнятно пробормотал я.

Она смотрела в сторону, и я выругал себя за тупость. Затем, как раз перед тем как погрузиться в теплый, чудесный сон, она прошептала:

— А я правда так красива?

Я криво усмехнулся, и мой разум поплыл из этого мира. 

Глава 3

Память стала ко мне возвращаться. Я вспомнил, что сидел рядом с Хаджаром на борту суборбитального корабля, а напротив сидели Фридландер-Бей и Хаджаров головорез. Хаджар, этот грязный коп, с удовольствием посматривал на меня, покачивая головой и злобно хихикая. Я поймал себя на мысли о том, насколько трудно мне будет свернуть его костлявую шею и оторвать голову.

Папе удавалось сохранять спокойствие. Он не собирался доставлять Хаджару удовольствия, показывая, что тот его достал. Чуть погодя я тоже постарался сделать вид, что Хаджара и его гориллы не существует. Я убивал время, представляя всевозможные несчастные случаи и то, как они оба погибают.

Через сорок минут полета, когда челнок достиг высшей точки параболы и заскользил вниз к пункту назначения, из задней кабины, отдернув штору появился высокий человек с худым лицом и огромными черными усами. Это, как я понял, был кади, гражданский судья, который принимал решение по делу, в котором были замешаны мы с Папой, в чем бы нас ни обвиняли. Мое настроение не улучшилось, когда я увидел, что он одет в серую униформу и кожаные сапоги офицера чаушей.

Он глянул на пачку бумаг, что держал в руке.

— Фридландер-Бей? — спросил он. — Марид Одран?

— Вот и вот, — сказал лейтенант Хаджар, ткнув в нас большим пальцем.

Кади кивнул. Он по-прежнему стоял в проходе позади нас.

— Очень тяжелое обвинение, — сказал он. — Вам лучше признаться и просить о помиловании.

— Послушайте, приятель, — сказал я, — я еще ничего не слышал! Я даже не знаю, что нам приписывают! Как мы можем признаться? Нам даже не дали возможности подать жалобу!

— Можно я скажу, ваша честь? — вмешался Хаджар. — Я взял на себя смелость подать жалобу от их имени для экономии времени и городских средств.

— Это совершенно противозаконно, — пробормотал кади, шелестя бумагами. — Но поскольку вы подали обе жалобы по незнанию, то я не вижу в этом проблемы.

Я стукнул кулаком по подлокотнику кресла:

— Но вы только что сказали, что нам было бы лучше…

— Спокойно, племянник, — невозмутимо сказал Папа и повернулся к кади.

— Прошу вас, ваша честь, скажите, в чем нас обвиняют?

— О, в убийстве, — рассеянно сказал судья. — В убийстве первой степени. Теперь, если все…

В убийстве? — воскликнул я, услышал смех Хаджара, обернулся и бросил на него яростный взгляд. Тот от страха заслонил лицо руками. Головорез ударил меня по лицу. Я в ярости повернулся к нему, но он просто сунул мне под нос дуло своего игломета. Я немного поутих.

— И кого мы якобы убили? — спросил Папа.

— Минуточку, у меня где-то записано, — сказал кади. — Вот. Полицейского офицера по имени Халид Максвелл. Преступление было раскрыто помощником шейха Реда Абу Адиля.

— Я так и знал, что тут замешан Реда Абу Адиль, — прорычал я.

Халид Максвелл… — сказал Отец. — Я никогда не знал человека с таким именем.

— Я тоже, — сказал я. — Даже и не слышал об этом парне.

— Это один из моих наиболее доверенных подчиненных, — сказал Хаджар. — Город и полиция понесли тяжелую утрату.

— Мы не делали этого, Хаджар! — крикнул я. — И ты это знаешь!

Кади сурово посмотрел на меня.

— Слишком поздно отрицать, — сказал он. Казалось, вислый нос и густая растительность под ним были чересчур тяжелым грузом для его смуглого лица. — Я уже вынес вердикт.

Папа слегка забеспокоился:

— Вы уже вынесли решение, даже не позволив нам представить свою версию событий?

Кади похлопал по пачке бумаг: