Поцелуй холода

Метис кивнула, потом она покинула комнату и закрыла за собой дверь. Оливер и я еще какое-то время молчали.

— Ну вот, мы теперь здесь, — сказала я, наконец, и посмотрела на спартанца, который наполовину сидел, наполовину лежал в постели.

Он вздохнул.

— Да. Вот счастливчики.

Снова настала тишина. С его места на столе возле стены на нас смотрела статуя Скади. Теперь ее лицо было нейтральным.

— Ты не хочешь рассказать мне об этом? — в конце концов, спросила я нежно.

Оливер поморщился.

— Я полагаю, я должен это сделать, не так ли?

Я лишь пожала плечами. Оливер снова вздохнул, потом сел на кровати напротив меня и спустил ноги на пол. Он расправил плечи и поймал мой взгляд.

— Итак, я гей и влюблен в моего лучшего друга, который не является геем, и не знает, что я чувствую по отношению к нему. Но ты ведь уже все это знаешь. Ты знала это с того момента, как коснулась моей записной книжки в спортивном зале.

Я покачала головой.

— Нет, я не знала. Я обнаружила чувство, что тебе кто-то очень сильно нравится, но мне было не ясно, кто это был. Ты вырвал записную книжку у меня из рук прежде, чем я смогла увидеть образ Кензи.

Оливер нахмурился.

— Но я думал, ты об этом знаешь. Ты говорила все эти вещи о том, что я не хочу, чтобы кто-то узнал, кто мне нравится. А когда мы в автобусе ехали сюда, ты сказала, будто я…отравляю твои вещи, если только до них дотрагиваюсь. Я думал, ты говорила о моей гомосексуальности.

В его зеленых глазах была боль. Оливер опустил взгляд вниз и стал играть с отделившейся ниткой простыни.

Ты можешь отравить их, потому что ты являешься тем, кто ты есть, услышала я свой собственный злой голос у себя в голове. Я имела в виду что-то совсем другое, и я сказала эти слова, не задумываясь, и не понимаю, как Оливер мог их истолковать.

— Я говорила о моих комиксах, — сказала я в попытке объяснить ему. — Когда люди касаются вещей, они оставляют на них часть самих себя — свои мысли, чувства, воспоминания. Моя психометрическая магия позволяет мне все это видеть, чувствовать и пережить, как будто это мои собственные воспоминания, мои собственные чувства. Поэтому я не люблю, если кто-то прикасается к моим вещам — потому что они могут оставить горькие, уродливые части себя. Кроме того, я думала, что ты хочешь подшутить надо мной или что-то в этом роде. Я просто хотела, чтобы ты убрался. — Я поморщилась. — Вот черт. Я была абсолютной сучкой, правда? Ты, вероятно, думаешь, что я совершенно нетерпима.

В этот раз Оливер лишь пожал плечами. Мы некоторое время молчали.

— А почему ты хотел задавить меня перед домом бабушки? Почему выстрелил в библиотеке в меня стрелой? — спросила я.

— Это сложно, — сказал он. — Мои родители знают, что я гей, и они нормально к этому отнеслись. Они полностью поддерживают меня. Логан и Кензи тоже знают об этом и справляются с этим. В противном случае они больше не дружили бы со мной. В сущности, об этом знают почти все в академии. Я не скрываю этого, но и не кричу об этом со всех крыш, понимаешь? Я считаю, это касается лишь меня самого.

Я кивнула. Я на самом деле понимала, что он имел в виду. Я тоже самое делала с моим цыганским даром. Конечно, другие студенты мифической академии знали, что у меня была способность находить потерянные предметы, но я не вставала во двор между уроками и не хвасталась этим. Я подумала о странном взгляде, который Морган бросила на меня в вестибюле, когда я объясняла портье, что хочу знать, в каком номере спал Оливер. Валькирия знала, что Оливер был геем, потому Морган посчитала это таким странным, то, что я хотела в его номер и утверждала, что я его подцепила.

Оливер вздохнул.

— Но Кензи не знает, что я чувствую по отношению к нему. Я думаю, Логан о чем-то догадывается, но он никогда ничего не расскажет Кензи. Для этого Логан просто слишком хороший друг. Но я не знал, что будешь делать ты, Гвен. Я не хотел никому рассказывать об этом, особенно Кензи.

— Но почему ты не расскажешь Кензи просто, что ты чувствуешь? — спросила я нежно, хотя уже и знала ответ.

Оливер покачал головой. — Потому что Кензи — мой лучший друг, а я не хочу разрушить нашу дружбу. Эта дружба — самое лучшее, что есть у меня в жизни. Кензи не гей, так что он никогда не будет испытывать ко мне такие чувства, как я к нему. Когда мне стало ясно, что ты знаешь о моих чувствах к нему, я просто… запаниковал. Я подумал, если я дам тебе что-то еще, над чем ты можешь ломать себе голову, то просто забудешь обо мне и моей тайне.