Она была как во сне. Молча позволив мужу набросить на нее парчовую накидку, подобранную в тон вечернему платью, молодая женщина спустилась подлинной лестнице Королевского театра. Она не помнила, как они доехали до дома: в ушах у нее продолжали звучать волшебные аккорды «Итальянской рапсодии».
Питер небрежно заметил:
– Ты так самозабвенно аплодировала… Это концерт тебе так понравился?
Катриона вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась.
– Я почувствовала тоску по дому, – выдавила она сквозь слезы, которые градом катились у нее по лицу. – Музыка напомнила мне о горах вокруг нашей фермы, о горных тропинках и озере около замка Креспи, ясно представила себе крестьян, работающих в поле. Ах, наверное, я сошла с ума! – С усилием отняв руки от лица и судорожно сжав их, Катриона продолжала: – Мне так хотелось поскорей уехать от всего этого, а он, этот Джилбрайт, заставил меня обо всем вспомнить и вызвал во мне такую тоску по дому, по родным и друзьям… У меня сердце готово было разорваться от боли!
– Ну, это твое личное впечатление, – спокойно заметил муж. – А тебе понравилась музыка? Хотела бы ты, чтобы Джилбрайт написал музыкальное сопровождение к «Дочери набоба»?
– Хочу ли я?! – воскликнула молодая женщина. – Ты, должно быть, тоже сошел с ума, дорогой. Захочет ли этого мистер Джилбрайт – вот в чем вопрос? Ведь он – настоящий гений! Не могу себе даже представить, чтобы человек, написавший такую изумительную музыку, как «Итальянская рапсодия», захотел возиться с моими стихами!
– Знаешь, – со смехом сказал Питер, – у мистера Джилбрайта, как и у всех гениев, есть множество странностей. Вот мы и объединимся, трое ненормальных. Может быть, он захочет написать что-то совершенно новое для себя, а возможно, ему просто нужны деньги.
– А какие у него странности? – поинтересовалась Катриона, вытирая лицо носовым платком, который ей предусмотрительно предложил муж.
– Он ужасно боится всяких болезней и совсем не бывает на людях. Джилбрайт живет на Клэвертон Терас, в Пимлико, и дышит свежим воздухом только у себя в саду. Во время таких прогулок прислуге и секретарю запрещается выходить в сад. Джилбрайт не женат. Когда он заходит в комнату, прислуга должна тотчас ее покинуть. Обычно все распоряжения он отдает в письменном виде.
– Да, похоже, он и впрямь малость не в себе.
– Ну-ну, – усмехнулся Питер, – постарайся быть более снисходительной. Подумаешь – еще один английский чудак!
Молодая женщина усмехнулась в ответ.
– Но как мы сможем работать вместе, если вдруг произойдет чудо и мистер Джилбрайт согласится? Не слишком-то удобно переговариваться друг с другом из разных комнат!
– Вы сможете плодотворно трудиться вместе с помощью прекрасного изобретения – почты ее королевского величества.
– Мне так хочется, чтобы Джилбрайт согласился, – вздохнула Катриона. – Я готова стать перед ним на колени.
– Попрошу Дарли-Корда, чтобы он немедленно сообщил Джилбрайту о нашем предложении.
– Если ты считаешь, что есть надежда не получить отказ, то не мешкай и иди к Дарли-Корду прямо сейчас, – сказала она мужу.
Несколько дней спустя Питер просматривал за завтраком почту. Открыв ножом один из конвертов, он небрежно заметил:
– Это от Дарли-Корда! – Минуту помолчав, он посмотрел на Катриону. – Хорошая новость. Джилбрайт согласен. Он обещает написать музыку к готовым стихам, приступив к работе уже на следующей неделе, а также сделать некоторые пометки и высказать свои замечания относительно либретто. Ну, а теперь в чем дело? – спросил лорд, заметив перепуганное лицо жены.
– С-страх! Наверное, страх перед сценой.
– У тебя нет времени на то, чтобы бояться.
Отправляйся в библиотеку и приступай к работе, – сказал он ей. – Дарли-Корд, не говоря уже о Джилбрайте, хочет, чтобы первый акт был готов как можно скорее.
Несмотря на спокойную уверенность Питера, которую он всячески пытался внушить и жене, во время работы над «Дочерью набоба» на Катриону часто находили приступы страха, доводящего ее до панического состояния. Главными причинами тому были грандиозность замысла и талант чудака-композитора, сотрудничавшего с ней.
Вера мужа в успех и способности жены одновременно и поддерживала, и обижала ее. Конечно, было приятно видеть, что он не сомневается в ее таланте, но то, что он игнорирует отсутствие рядом, с неумелым либреттистом, коим считала она себя, практического советчика, раздражало Катриону и приводило в смятение. Не менее трех раз в неделю она встречалась с директором театра. Неоценимую помощь оказывали также замечания мистера Джилбрайта, которые он регулярно пересылал по почте ее королевского величества: почти ежедневно Катриона получала листки, исписанные нотами с пометками композитора. Ноты с песнями, стихи для которых она посылала, с невероятной быстротой передавались Дарли-Корду.