Поцелуй меня ложью

Мое сердце сжимается от прозвища, которое дала мне Мэдисон. Слезы щиплют глаза, но не по тем причинам, о которых можно было бы подумать. Я привыкла к Мэдди и ее резким словам, но мысль… Боже, одна только мысль, что я никогда больше не услышу ее голос, никогда не увижу, как она завивает свои красивые длинные волосы по утрам перед школой, никогда не увижу, как она откидывает голову назад при смехе, опустошает меня. Я не могу вернуть ни одного из моментов с моей сестрой. Мой близнец. Девушка, с которой я делила утробу.

Ее нет.

Ее действительно нет.

Слезы текут по моему лицу, когда я думаю о сестре. Она не всегда была такой высокомерной и злой. Она была моей лучшей подругой. Моей защитницей. Черт, когда-то мы даже разделяли двойной феномен — чувствовать боль друг друга и одинаково мыслить.

Так почему я не почувствовала ее прошлой ночью?

Почему, блядь, я не почувствовала, как боялась Мэдисон в последние секунды своей жизни?

Качая головой, я бегу сквозь боль. Мои икры начинают напрягаться и сводить судорогой. Когда заброшенные улицы очищаются, я знаю, что приближаюсь к нужному месту. Вдалеке я вижу корт и низкий туман, который льнет к земле, почти скрывая темные фигуры, играющие впереди. Но я их чувствую. Я знаю, что они там.

Мои тапочки шлепают по тротуару, когда я приближаюсь к их игре. Туман, нависший над травой у корта, начинает рассеиваться, и не успеваю я опомниться, как оказываюсь там, стоя перед пятью — погодите — четырьмя грозными дьяволами — Дикарями округа Гумбольдт. Я уверена, что выгляжу абсолютно безумно, все еще одетая в тапочки и пижаму, со слезами, струящимися по моему лицу. Я могу только догадываться, о чем они думают.

Четыре пары глаз поворачиваются ко мне, но мой взгляд прикован только к одному из них. Трент перестает бросать баскетбольный мяч, его брови опускаются при виде мое расстроенного состояния.

— Почему? — хриплю я, когда новая волна слез обжигает мне глаза и нос.

Один из Дикарей — Зак Ковингтон — резко смеётся.

— Кто, черт возьми, эта занудная сука?

Остальные присоединяются. Кроме Трента. Он все еще смотрит на меня, как на головоломку, которую пытается сложить.

Игнорируя замечание Зака, Трент спрашивает:

— Могу я тебе чем-нибудь помочь, ребёнок?

Ребёнок? Ребёнок? Ты издеваешься?

Мои губы сжимаются в тонкую линию. Я делаю угрожающий шаг вперед и тычу пальцем в его сторону. Он не вздрагивает и не отстраняется, только вопросительно поднимает бровь.

— Ты прекрасно знаешь, почему я здесь.