Поцелуй меня первым

Насчет того, что я была «социально изолирована»: действительно, когда я переехала в Ротерхит после смерти мамы, я мало с кем общалась. Мы с мамой всю жизнь прожили в нашем доме в Кентиш-тауне, а новая квартира оказалась совсем в другом районе, где у меня не было знакомых. До переезда в Ротерхит я даже не знала о его существовании. Диана спросила, почему я намеренно выбрала квартиру так далеко от дома. Видимо, это тоже что-то там означало. На самом же деле я оказалась в Ротерхите случайно.

Когда выяснилось, что маме осталось жить не больше года, то мы решили продать дом и купить квартиру, где я поселюсь после маминой смерти. Наше финансовое положение было незавидным: невыплаченная ипотека, долги по кредитным карточкам, и, кроме того, хотя я и ухаживала за мамой вместе с медсестрой, которая приходила каждый день, в последние месяцы пришлось нанять сиделку. Состояние мамы ухудшалось, ее надо было поднимать с кровати, носить в туалет – самостоятельно я с этим не справлялась. Еще мне требовалось найти работу, а так как никакого специального образования я не получила, то записалась на дистанционный курс по тестированию программного обеспечения. Дамиан, сын маминой подруги Мэнди, как раз открыл собственную компанию по тестированию программ, и мама договорилась о внештатной должности для меня, чтобы я могла работать из дома. Но сперва следовало пройти курс обучения. Учиться предстояло по три часа ежедневно – еще одна причина подыскать кого-нибудь мне в помощь.

По нашим подсчетам, выходило, что на покупку квартиры оставалось всего сто сорок тысяч фунтов. Недвижимость в Кентиш-тауне очень дорогая, так что пришлось рассматривать предложения в соседних районах, но все равно денег хватало только на жилье из категории «не предлагать»: квартиры в ужасном состоянии на последнем этаже жутких муниципальных «свечек», а то и в многоквартирных домах на Северной окружной – грязной трассе с шестиполосным движением, по которой мы с мамой обычно ездили в торговый центр. Часто мне даже не приходилось переступать порог квартиры, чтобы составить окончательное мнение, повернуться и уйти.

Дома я рассказывала маме, как прошел осмотр, и она охала, заслышав про засаленные ковровые дорожки или машину со снятыми колесами, стоящую на кирпичах у въезда к дому. Пенни, сиделка, которую мы наняли, подслушивала, о чем мы говорим, и однажды вмешалась:

– Вот тут в «Дейли экспресс» пишут, что недвижимость в Ротерхите – разумное вложение денег… – Последние три слова она произнесла особенно четко. – Из-за будущей Олимпиады.

Я не удостоила ее ответом. Эта дура всегда норовила сунуть нос не в свое дело, в обед вечно возилась с судками, и я быстро научилась ее игнорировать. Однако она продолжала встревать в разговор и зудеть о Ротерхите. В конце концов, чтобы Пенни заткнулась, мы с мамой решили, что я посмотрю, есть ли там подходящий вариант.

Квартира находилась на втором этаже дома на Альбион-стрит, почти у въезда в Ротерхитский туннель. На первом этаже – индийский ресторан под огромной вывеской, утверждавшей (непонятно, почему), что «здесь готовят лучший карри в Ротерхите». Альбион-стрит оказалась небольшой, но оживленной улицей: по тесным тротуарам сновали подростки на велосипедах, расталкивая прохожих с пакетами; в парикмахерской ритмично гудела музыка. Окна паба на углу завешены государственными флагами, так что снаружи ничего не видно; мужчины распивали пиво, хотя было только три часа пополудни. На ступеньках нужного мне дома валялась разодранная коробка из-под жареной курицы и горка объедков – куриные кости вперемешку с бледной картошкой в белых пятнах застывшего жира. Наружная входная дверь блестела от жирных следов.

Ничего хорошего это не предвещало, но раз уж я больше часа добиралась сюда на метро, то решила зайти хотя бы на минутку.

В квартире давно никто не жил: входную дверь пришлось хорошенько толкнуть, так как за ней скопилась куча писем. Как только я вошла внутрь, в нос ударил сильный запах жареного лука.

– Это всего на пару часов после полудня, – объяснил риелтор, – пока жарят лук для карри.

Он провел меня в невзрачную спальню, затем на кухню. В объявлении говорилось о «скрытой» террасе на крыше. Действительно, узкая полоска бетонной плиты под окном выходила на задний двор ресторана. Туда, по-видимому, сбрасывали весь мусор: повсюду виднелись лоснящиеся канистры из-под масла для жарки и огромные банки из-под кофе, забрызганные чем-то густым и коричневым. Надо всем этим кружились мухи. В тесном холле риелтор задел стенку ключами от машины, и на мягкой штукатурке остались две глубокие борозды.

В последнюю очередь мы зашли в гостиную. Там было сумрачно, несмотря на солнечный день: ресторанная вывеска закрывала нижнюю половину окон.

Мы молча постояли в полумраке, и я сказала, что мне пора. Риелтор не удивился. Запирая входную дверь, он заметил:

– Ну что ж, зато всегда можно спуститься и поесть карри.

Я смолчала. Однако потом, в метро, это замечание показалось мне смешным, так что я пересказала его маме.