Поцелуй меня завтра

Не верила тогда. Просто не могла поверить в то, что Владимир так легко от меня отказался – бросил и уехал без объяснения причин. Где-то глубоко-глубоко в душе надеялась, что все это неправда – глупый розыгрыш или двусмысленная ситуация, которую просто не так расшифровали, – но я другая отгоняла эти мысли, точно понимая, что это не ошибка. Он ведь просто исчез, не потрудившись даже попрощаться.

Боль становилась нестерпимой. Подтянув к груди колени, я натянула на себя плед, стаскивая его с дивана. Меня трясло. Ощущала холод, и так хотелось спать. Болел живот. Тянуло так, словно проглотила груду камней. Давило, а ноги будто сводило судорогой.

Страшно. Тогда было по-настоящему страшно, как никогда в жизни. Телефон по-прежнему оставался севшим, а потому я в раскорячку поднялась с дивана и направилась в коридор. Держалась за стены, плакала, стонала, но упорно шла, хоть и медленно, маленькими шажками. Боялась, что это может быть аппендицит. Слышала, что если вовремя не оказать помощь, может быть и летальный исход.

Помню, как открыла дверь и поскреблась к соседке. Именно она и вызвала скорую, которая сначала увезла меня в хирургию, а потом перенаправила в гинекологию. Так я точно узнала, что беременна, но происходящее не радовало. Ревела еще больше от того, что могу потерять ребенка. Меленький комочек, который только-только начал расти.

– Угроза выкидыша, – спокойно говорила врач, а я обмирала. – Сохранять будем?

Страх прошивал насквозь. Ничего не соображала толком и отвечала кое-как, но была уверена в своем решении. Была готова терпеть эту боль, которая уже стала своей, родной, лишь бы не потерять то, что обрела.

Маму вызвали в больницу. Она привезла вещи, документы, но я к ней не выходила. Во-первых, не могла – по-прежнему передвигалась со скоростью улитки, испытывая дикие боли, а во-вторых, не хотела. Мне было настолько плохо, что я не желала ни с кем общаться. Даже с соседками по палате. В основном спала целыми сутками, изредка выбираясь на уколы, капельницы и в столовую. Боль не проходила три мучительно долгих дня, а я из забытья возвращалась в такое же забытье, в котором мне снился Володя. Я грезила им, понимая, что схожу с ума.

Телефон мой так и остался у бабушки в квартире, потому никак связаться с ним или с кем-либо еще не могла. Да и не знала, что скажу, если все-таки ответит на звонок.

«Привет, я умираю?»

В ночь на третьи сутки я проснулась в полнейшей темноте, ощущая, что мне некомфортно. Мне было холодно и мокро, а нащупав ладонью влажную простыню под собой, я и вовсе перепугалась. Откинув одеяло, вглядывалась в огромное темное пятно, с ужасом осознавая, что это кровь. Она была на коже, пропитала шорты и майку, окрасила край одеяла. Я видела ее и понимала, что это все.

Живот болел с такой силой, будто все внутренности выворачивало наружу. Тихо всхлипывала, осторожно открывая тумбу, чтобы достать вещи и гигиенические принадлежности. Находилась в бреду, отмывая себя от крови, которая и не думала останавливаться. На автомате переодевалась. Меня шатало, вело, в глазах то и дело темнело, а в затылок врывался жар, от которого становилось трудно дышать. Все спали, а на посту никого не было.

Долго шла по коридору до сестринской, съезжала по стене, а потом вновь поднималась. Вошла после стука, разбудив женщину, а сказать ничего не смогла. Просто не было сил на то, чтобы объясниться.

Помнила, как меня довели до палаты, как включили свет, перебудив соседок, которые этим фактом были недовольны. Помнила, как мне меняли белье, пока я сидела на стуле, пытаясь с него не упасть. Помнила, как уложили спать, чтобы уже через несколько часов поднять и отвести под руки на осмотр, потому что сама я идти не могла. Прямо там и чистили, пока остальные за стеклом могли все видеть. Они ждали своей очереди, обмирая от страха, пока на кресле умирала я, потому что сохранять уже было нечего.

Я очнулась еще тогда, когда меня везли по коридору. Сама спускалась с каталки. Меня вело, голова кружилась, а говорить я не могла. Просто лежала, пока в палату не заглянули:

– Кто из вас Евгения? Там к тебе муж пришел, – недовольно пробурчала вахтерша и закрыла дверь.

А я не верила собственным ушам. Так надеялась, что это Володя, потому что по-другому и быть не могло. Наверняка вернулся за мной, а мама сказала, что я здесь.

– Ты куда? Тебе нельзя! – воскликнула соседка, а я уже кое-как надевала белье, доставая из шкафа спортивный костюм.

Неимоверно шатало, а слезы застилали взгляд, лишая обзора. Кое-как натягивала на тапки бахилы, пока та самая вахтерша сочувствующе поддерживала, чтобы я не упала. Рванув на себя тяжелую дверь, еле устояла на ногах, чтобы, выбравшись в комнату приема передач, отыскать глазами Владимира…

Не находила.

Видела, как ко мне летит Александр Сергеевич. Его руки крепко держали, а я по-прежнему смотрела по сторонам, пытаясь найти иллюзию, тень того, кого здесь явно не было.

– Евгения, как же вы?

– Я… – слезы полились из глаз.