Поцелуй навылет

— Прекрасно, тогда ты будешь печатать письма с той же скоростью, с которой я их пишу. Домохозяйки из Найтбриджа слишком ревностно относятся к общению с «их дорогой подругой» Жоржет. Глупые коровы! Если бы они не платили мне столько денег, я бы плевала им в суп. Ты видела Феликса после всего, что произошло? Ты уже решила, что будешь делать?

— Я… — Саския немного помедлила и решила рассказать о своем плане мести с участием Фоби.

— О, как это чудесно! — выдохнула Жоржет, когда Саския закончила повествование.

Саския чувствовала себя так, словно родилась заново, поверив еще больше в успех задуманного предприятия.

В своей сумочке она обнаружила несколько упаковок таблеток, которые собиралась выбросить, решив, что они ей больше не понадобятся.

— Ну и зачем же ты позвонила, дорогая Годжи? Ты не часто балуешь звонками свою падчерицу.

— Ах да. Мне показалось, или в последнее время ты довольно часто говоришь о Джослине Сильвиане?

— Да, я его знаю. — Сюзи внезапно насторожилась.

— Прости меня за семейную историю, но его сын…

— Феликс?

— Да. Ты представляешь его интересы, не так ли, дорогая? И присматриваешь за ним для папочки, если я не ошибаюсь. Так вот, Феликс и дочь Тони Ситона…

— Годжи, мне все известно, — вздохнула Сюзи. — Феликс и Саския были помолвлены, но в последний момент все расстроилось, главным образом из-за того, что Феликс поступил с Саскией в точности, как его отец поступил со мной.

— Да. — Жоржет выдержала паузу. — Но ты не знаешь, что планирует Саския.

— Саския? И что же?

— Ты когда-нибудь слышала о Фоби Фредерикс?

— Имя мне смутно знакомо. Я должна ее знать?

— Скоро узнаешь. Через пару недель Феликс будет говорить только о ней. Послушай, я только что поступила немного опрометчиво, и я надеюсь, для тебя это окажется неплохим источником слухов, дорогая…

Как только Феликс вошел в квартиру, Дилан начал закрывать многочисленные файлы на своем компьютере, перед тем как его выключить.

— Эй, — Феликс взял нектарин из тарелки с фруктами, которые Дилан ел во время работы, чтобы уменьшить количество выкуренных сигарет. Экран погас, и Феликсу не удалось ничего прочитать через плечо друга.

— Почему ты всегда так делаешь? — он не скрывал своего разочарования. — Ты не позволил мне прочитать ни единого написанного тобой слова.

— Я уверен, тебе это покажется слишком банальным, — дружелюбно улыбнулся Дилан.

— Ерунда. Я читаю все, ты же знаешь. — Феликс пошел следом за ним в гостиную и опустился на диван, потянувшись к пульту телевизора рукой, с которой капал сок. — Не думаю, что ты вообще что-то пишешь.

— Правда?

Феликс переключал каналы.

— Мне кажется, ты лишь притворяешься писателем, чтобы привлечь к себе внимание. Это как надеть сверхмодные очки. Ты считаешь, что это придает твоему образу больше глубины.

— Тогда я не слишком преуспеваю, верно? — засмеялся Дилан, взлохмачивая свои каштановые волосы.

— Тебе следует напечатать свое произведение и читать его вслух на вечеринках. Оно большое? Должно быть, огромное. Ты работаешь над ним уже несколько лет.

— Я многое переписываю заново, — уклончиво ответил Дилан.

Феликс не знает, подумал он, что его друга давно публикуют под литературным псевдонимом. И если успех и дальше будет ему сопутствовать, то, по его подсчетам, меньше чем через полгода он сможет оставить работу в баре.

19

В среду Фоби нервничала больше, чем перед выпускными экзаменами или накануне собеседования о приеме на работу. Она также чувствовала, что была намного больше напугана.

Прошлый вечер немного укрепил ее уверенность в себе. Когда она пришла в бар на работу, весь персонал был восхищен ее новой стрижкой. Том, который появился позже всех с друзьями из своей постановки, издал радостный возглас, сложил ладони в притворной молитве и неуклюже упал на колени.

— Спасибо тебе, Господи! — взвыл он, растягивая слова, словно американец из южного штата. — Твое творение, Фоби Фредерикс, сегодня не занималось сексом, ваше белобородое святейшество. Сохрани ее чистой и невинной, как младенец, и огради от грязного искушения и грубой похоти.

В этот вечер Фоби сияла от невыразимой радости, когда видела номера телефонов, записанные на десятифунтовых банкнотах, которыми с ней расплачивались, и когда ее снова и снова спрашивали о том, чем она собирается заниматься на следующей неделе.

По иронии судьбы, Фоби не могла связаться с единственным человеком, которого она хотела видеть. Когда она звонила, Дэн всегда был «в суде» или «на совещании». Она не могла рисковать и звонить ему домой, в страхе, что к телефону подойдет Мицци и радостно поздоровается своим пронзительным голосом, мучая ее черную душу.

От Саскии не приходилось ожидать помощи. Колебания ее настроения были совершенно непредсказуемыми, и она напоминала актера, который заменял весь состав исполнителей в постановке «Гамлета». Ее трагедия быстро превратилась во французский фарс. Взволнованная предложением Жоржет и предвкушением мести, она казалась оживленной, когда приехала в среду утром к Фоби домой, чтобы выбрать для нее одежду и найти человека, который будет ее сопровождать.