Поцелуй небес

– Знаешь, Жан-Поль, у меня, действительно, был шок. Но какой-то особенный, – оправилась Виктория. – Такое впечатление, что я родилась заново. С другим зрением, слухом, с другими возможностями воспринимать мир… Когда-то писали о домохозяйке, к которой явилась Дева Мария и она посвятила себя благодеяниям и даже запела в церковном хоре безупречным сопрано… Я теперь тоже заново учусь все делать… Пойдем-ка, я тебе что-то покажу! – И Виктория повела Жан-Поля знакомиться с Шерри. Алиса и Остин несколько раз пытались нарушить их тет-а-тет: что если Жан-Поль почувствует подмену? Но когда они подходили к лужайке, по которой кругами скакала прекрасная всадница, Алиса остановила мужа за руку, показывая на Жан-Поля:

– Не стоит, Остин. Посмотри на него – это не просто близорукость, это огромная, слепая Любовь. Мальчик совершенно безопасен. Жан-Поль переживал одно из самых эстетически-драгоценных мгновений своей жизни – ловкая всадница, прижавшаяся к шее лошади так, что шелковистая медная грива спуталась с золотым каскадом ее волос, неслась над лугом, над кронами деревьев, над зеркальным глянцем моря, растворяясь в солнечном свете, в его могучей благодати и волшебстве.

– Тони, я напишу много стихов о Шерри и об этом вечере, – сказал он, поддержав спрыгивающую с лошади девушку. – О том, как горели на солнце твои волосы… Вначале мне показалось, что ты зря сменила цвет. Но теперь…Жан-Поль дотронулся до лежащей на плече пряди. – Теперь ты стала еще лучше. Виктория отпрянула и покосилась на него почти враждебно. "Нет, это невозможно – он видит не меня. Он видит Тони!"

– Ну что ты? такие глазищи, как у Гамлета, заметившего на стене замки тень отца. Тони, Тони! – позвал Жан-Поль, сжав ее плечи. – Проснись же! Ты куда-то исчезаешь… Вот возьми, я сегодня рано проснулся… и не мог не писать. Стихи, конечно, никуда не годятся, зато честные. – Он протянул Виктории листок из записной книжки. В предрассветном тумане дремали поля. Отдыхала от мук материнских земля. Среди гаснущих звезд ты сияла одна Поцелуем небес на заре рождена. Жан-Поль Дюваль. Сегодня и всегда. …Поздно вечером с Остину зашла Виктории.

– Я не могу больше, папа. Это все так ужасно! – она расплакалась и Остин, который раз за эти месяцы, выполняя обязанности утешителя дам, потянулся за носовым платком.

– Что случилось, девочка? Он догадался?

– Хуже! Он влюбился. Но не в меня – в Антонию, – она перестала плакать и в порыве самоотречения добавила: – Надо рассказать Жан-Полю правду. Я всего лишь мираж… Я не имею права пользоваться тем, что предназначено другой.

15

– Господи, девочка моя, Карменсита! Наконец-то я добрался до тебя! Шнайдер стоял на коленях у постели Антонии. Темно-зеленая, плотно задернутая штора не пропускает свет полуденного июльского солнца. В скромной комнате стоит запах лекарств, к которому примешивался, начиная побеждать, аромат принесенных Артуром роз. Целая охапка бархатистых темно-пурпурных цветов разбросана по одеялу, свалена на ковре у кровати. Шнайдер измучился, ожидая разрешения навестить Антонию и вот мадам Алиса, вернувшись от дочери, сообщила: "Поезжайте, Артур, Антония ждет вас." "Ждет!" Как он боялся, что Тони сочтет его работу с "дублершей" изменой, отказавшись от его дружбы и защиты… И вот она смотрела ласково и почти весело.

– Не волнуйся, Артур, у меня была лишь маленькая простуда. Йохим здесь всех очень запугал и они чрезмерно пекутся обо мне. Уже три дня носят еду в постель и даже сама матушка зачастила… – она усмехнулась. Впрочем, еда препротивная и матушка тоже.

– Выглядишь ты отлично, а живота еще совсем не видно. – Шнайдер не лукавил, Антония действительно посвежела и вот так, под одеялом казалась совершенно прежней.

– Ну а теперь? – она встала и натянула на животе тонкую рубашку. Каково? Уже лишних пять киллограммов.

– Очаровательный животик. Жаль, что тебе нельзя сниматься на рекламу для будущих мам: после такой агитации деторождаемость в Европе сильно бы возросла.