Поцелуй небес

А на рассвете спустился он вниз, бесшабашный и злючий. Зашагал тяжелой поступью напролом – через газоны и клумбы – к себе, с нерадостной вестью. Сам не зная зачем, пригнул ствол молоденькой яблоньки-дичка, наломал влажных от росы веток, облепленных блестящими краснобокими яблочками из тех, что называют "райскими". И с облегчением вздохнул отпусти– ло сердце, полегчало. А когда с порога протянул ветки матери, опухшей от слез, испуганной, улыбнулся виновато и весело:

– Чепуха это все, мам. Честное слово, буза… Я еще им всем такое, такое покажу… Увидишь! – обещал он, шмыгая носом в теплых объятиях.

4

В Москве, конечно, Международный Фестиваль. Столица в центре внимания всей планеты, ну а в Волгограде – шапито со зрительным залом почти на полтысячи человек! Все второе отде– ление выступают кавказские джигиты на изумительных стройных, золотистых конях. В центре манежа старец с седой аккуратной бородкой, в белой лохматой папахе и алой черкеске, туго стягивающей узкий, гордо выгнутый стан. Повелительно щелкает длинный бич, сверкают в свете прожекторов серебряные газыри и несутся по кругу, вздымая опилки, легконогие скакуны. Брезентовый купол распахивается прямо в горную волю, где дымятся костры над бурной рекой и тянет из аула лавашем и жареным на огне мясом. Откуда явилось все это в Лешкином воображении – от Лермонтова, Пушкина, Толстого, читанных в соответствии со школьной программой, торопливо и жадно? Или иными путями запала в душу парня романтика вечерних зорь и конных караулов, далекий собачий вой и отчаянная перестрелка на скаку – на бешенном скаку по каменистой, полынно-сизой равнине? Так или иначе, но никогда еще не осеняло его такое уверенное и горячее чувство собственности – его это все, его, кровное, необходимое, единственно настоящее: взлетающие над лошадиными спинами поджарые парни, темнобровые красавицы под белыми вуалями, гарцующие боком в седле, так что подпрыгивают на груди смоляные косы и вздымаются воздушные юбки, открывая высокие, с рядом замысловатых серебряных застежек, сапожки.

Следующим вечером Алексей был у цирка, решив тайком пере– махнуть через ограду, отделявшую от пустыря цирковые владения. Денег на билеты у него не было, а если бы и нашлись, то тратить бы их не стал – ведь уже понял, что тор– чать ему здесь как привязанному, каждый вечер до самого конца гастролей, аж до 29 августа. А это такие расходы – и миллионер разорился бы. Алексей был абсолютно уверен в своей правоте и потому особенно жесткой показалась ему чья-то рука, больно ух– ватившая безбилетника за ухо. Он стоял скрючившись, не решаясь шелохнуться и слушал быструю, гортанную с сильным акцентом речь, в которой особенно странно звучало многократно повторен– ное слово "милисья". А когда рука разжалась, Лешка выпрямился и увидел перед собой не милиционера, а того самого старика, оказавшегося без папахи совсем низеньким, чуть не на голову ниже его, и почти полностью плешивым.

Снизу вверх старик окинул парня грозным взглядом и заду– мался, сдвинув кустистые седые брови:

– Лошадей, говоришь, любишь? Цыган, что ли? Н-э-эт? Смотри мнэ нэ врут! Иди со мной, сейчас мы все тебя хорошо осмотрим…

У вагончиков с лошадьми суетились одетые к выходу джигиты

– проверяли седла и снаряжение.

– Аслан! Гляди сюда – я студента привел. Помогать тебе на конюшне просится, – подтолкнул старик Алексея вперед. Подошел молодой кавказец с пристальным суровым взором и кинжалом в серебряных, украшенных узорчатой чернью, ножнах. За ним подтянулись остальные, обступив добровольца. Алексей опустил глаза, не находя нужных слов и конечно же, не догадываясь, что каждая секунда этих смотрин добавляла счет в его пользу. Кудрявый, черноволосый, высокий и очень худой подросток, будто еще не решился стать юношей: стоял по школьному, переминаясь с ноги на ногу, не смея засунуть в карманы крупные кисти, высунувшиеся из коротких рукавов явно маленького ему латанного свитерка. На смуглые щеки падала тень от длинных, девичьих ресниц.

– Пусть поработает, дядя Серго, – сказал старику Аслан. Но дядя Серго не мог ошибиться и потому

– Хорошо, ступай в зал через эту дверь. Завтра придешь рано утром, будешь конюшни чистить. Посмотрим, какой ты мужчина. Скажешь – Серго Караев на работу взял.

…За два летних месяца, проведенных с семьей осетинских наездников Караевых, Алексей узнал, что быть мужчиной – это много и честно работать, не пасовать перед трудностями, беспрекословно слушаться старших и никогда, ни при каких обстоятельствах не делать ничего, за что может стать стыдно. У джигитов это называлось честью.