Поцелуй небес

— Что бы вы сказали, мои уважаемые слушатели, если бы увидели на улице Парижа или…, допустим, Москвы, юношу и девушку, или мужчину и женщину, приветствующих при встрече друг друга поцелуем? Ванда с многозначительной улыбкой пожала плечами, а Максим категорически заявил:

— Так делать нельзя! — Он уже понял, что началась игра в «можно» — «нельзя», как и всегда, когда речь шла о различии «нашей страны» с остальным миром.

— Запомни, мой друг, что любые поцелуи (даже поцелуй руки) между представителями разных полов абсолютно недопустим. Даже, если эти люди родственники, — сообщил прокурорским тоном Амир, оценивая эффект по Вандиному недоумению. — И совсем наоборот: если в нашей стране встречаются мужчины-друзья — объятия и поцелуи — лучшее доказательство чистого сердца. А уж потом следуют рукопожатия.

— Это касается и женщин? Подружки тоже обмениваются объятиями при встрече? — удивилась Ванда, делая большие глаза.

— Нет, женщины нашей страны носят паранджу. Максим уже знает, что это такое и может себе представить, что поцелуи в таком туалете практически невозможны. Но и при обмене рукопожатием женщинам следует лишь коснуться горизонтально выпрямленными ладонями, но никак не сжимать руки друг друга. Согласитесь, что это целомудренно и даже красиво! — терпеливо объяснил Амир.

— Я как-то не считала, что у южных мужчин особо в чести женское целомудрие. Если, конечно, речь не идет о собственной жене, или женах, т. е. о собственном имуществе, на которое, естественно, наложена печать индивидуального владения. — Ванда явно не одобряла нравов чужой страны. Но, насколько я понимаю, мужчина с южной кровью не ограничивается законным браком?

Амиру на мгновение показалось, что Ванде известна история появления на свет Максима, и он не мог удержать гневного взгляда. Но тут же раскаялся — прелестная блондинка улыбалась совершенно невинно и явно интересовалась больше семейным положением и взглядами на внебрачные отношения самого учителя, чем происхождением его ученика. Он опустил глаза и смиренно заметил: — Как и во всем мире, мужчинам нашей страны не чужды увлечения, но как и все остальные — они не афишируют такие отношения… Могу лишь сказать, что государственная политика не поощряет влияния «цивилизованных» государств (Амир усмехнулся) на обычаи нашей страны. Это нелегко, но мы стараемся ограничить поступление извне по каналам массовой информации безнравственных произведений. Ванда весело расхохоталась.

— Я видела среди привезенной вами библиотеки весьма интересные образы этой «борьбы». Удивительно, как это цензоры успевают «обработать» поступающие к вам западные журналы? В них не увидишь не то что обнаженных красоток, но даже женщин в сильно декольтированных платьях. Все излишки обнаженного тела рукой вашего художника задрапированы шарфами, накидками, букетами, да так искусно, что не разберешь, что на даме в самом деле было одето. На купальнике появится сарафанчик, на сарафанчике — жакет. Того и гляди, что королева Елизавета вдруг появится в «парандже»… Амир не поддержал игривого тона собеседницы и смиренно заметил:

— Мой ученик, несмотря на недостаточно зрелый возраст, уже прекрасно уяснил, что в мусульманском мире чтят и уважают древние обычаи предков. Так завещал нам всевышний Аллах, начертав великий путь. И только этот путь благочестия и повиновения выведет наш мир в царствие… я хотел сказать — в светлое будущее.

Амир адаптировал произносимый текст, явно избегая до поры, до времени ортодоксальных религиозных формулировок, способных вызвать сомнения у мальчика. Следуя установке Профессора Кина, он двигался к своей цели постепенно, проводя обработку сознания ученика в нужном направлении.

А вот что касается Ванды… В свои пятьдесят Амир Сайлах хорошо повидал свет. Пять лет он учился в Америке, три года — в СССР, объездил чуть ли не весь мир и прекрасно ориентировался в психологических особенностях различных этнических групп. Он ни за что не стал бы приветствовать жителя Афин по-американски, соединенными большим и указательным пальцами, поскольку то, что означает в Соединенных Штатах лишь дружеское «о'кей», в Греции, Бразилии является крайне неприличным жестом, в Египте воспринимается, как угроза, а в Японии — как просьба заплатить деньги. В стране же Амира американская округлая конфигурация соединенных пальцев означала «черный глаз» и применялась как пластическое подкрепление словесного проклятия. Женщина здесь имела определенный статус, определяемый жестким сводом незыблемых правил во всех сферах ее жизни, и Амир не мог и вообразить применение каких-либо американских или европейских методов общения в отношениях со своей соплеменницей. Так получилось, что на родине Амир чувствовал себя лишь политическим деятелем, сподвижником великого эмира, ограничив личную жизнь и веление плоти до минимума, за границей же он был всем остальным и прежде всего — мужчиной. Причем состоятельным и темпераментным.