Поцелуй небо (ЛП)

Вступление в тайное общество было эквивалентно принятию в команду по лакроссу. Одетые в школьные брюки, блейзеры и галстуки, многие из нас должны были украшать коридоры Гарварда и Йельского университета и снова и снова повторять одни и те же ошибки.

Они задавали каждому парню одинаковый вопрос, каждый отвечал простым покорным да, и им велели встать на колени. Затем они нацеливались на следующего мальчика.

Когда они остановились передо мной, я сохранял относительное спокойствие. В основном, я старался скрыть расцветающую самодовольную улыбку. Они выглядели как две обезьяны, бьющие себя в грудь и просящие банан. Я же не собирался отдавать свой гребанный банан кому попало. Польза должна перевешивать затраты.

— Коннор Кобальт, — сказал блондин, ухмыляясь. — Отсосешь мне?

Вопрос должен был показать, насколько мы готовы выполнять приказы. И я, честно говоря, не был уверен, как далеко они зайдут, чтобы проверить это.

Что я получу с этого?

Призом было бы членство в социальной группе. Я верил, что смогу добиться этого другим способом. Я видел путь, которого не видел никто другой.

— Думаю ты что-то путаешь, — сказал я ему сквозь улыбку. — Ты должен отсосать мой член. Тебе это понравится больше.

Новички разразились смехом, а блондин шагнул вперед, его нос почти касался моего.

— Что ты мне только что сказал?

— Я думал, что в первый раз выразился предельно ясно.

Он дал мне возможность снова подчиниться. Но если бы я хотел, чтобы мной руководила группа отравленных тестостероном обезьян, я бы вступил в футбольную команду.

— Нет, не предельно ясно.

— Тогда позволь мне повторить, — я наклонился вперед, уверенность просачивалась сквозь каждую пору. Мои губы коснулись его уха. Ему это понравилось больше, чем он думал. — Отсоси. Мой. Член.

Он толкнул меня назад, раскрасневшийся, и моя бровь изогнулась.

— Какие-то проблемы? — спросил я у него.

— Ты гей, Кобальт?

— Я люблю только себя. В этом смысле — может быть. И все же, я все равно не отсосу тебе.

С этим я покинул тайное общество.

Восемь из десяти новичков присоединились ко мне.

Третий.

Мне было девятнадцать. Пенсильванский университет, Лига плюща.

Я бежал по студенческому центру, замедляя темп до быстрой ходьбы, пока не дошёл до женского туалета. Открыл дверь, и увидел брюнетку на десятисантиметровых каблуках и в консервативном синем платье, которая стояла у раковины, оттирая пятно влажными бумажными полотенцами, ее глаза были наполнены кровью от гнева и беспокойства.

Когда она увидела, что я вошёл, она направила всё своё накопившееся недовольство на меня.

— Это туалет для девочек, Ричард.

Она использовала мое первое настоящее имя и попыталась бросить в меня бумажное полотенце. Но оно упало на пол.

Это не я пролил банку Cherry Fizz на её платье. Но в понимании Роуз Кэллоуэй я вполне мог быть виновным. Мы пересекались каждый год, в моей школе-интернате и ее частной школе, соревнуясь в Модели ООН и обществах почета [1].

Сегодня я должен был быть ее студенческим послом – провести ей экскурсию по кампусу перед собеседованием с деканом, которое должно решить, будет ли она участвовать в программе Чести или нет[2].

— Я в курсе, — непринужденно сказал я ей, больше обеспокоенный её состоянием. В какой-то момент она схватилась за раковину, будто собираясь закричать.

— Я убью Кэролайн. Я вырву ей волосы — прядь за прядью, а затем украду всю ее одежду.

Её чрезмерные преувеличения всегда напоминали мне о сплетне, которую я слышал в «Фаусте». Что во время урока по оказанию первой помощи в Академии Далтон, её подготовительной школе, она взяла свою куклу и проткнула тело ножницами. Другой человек сказал, что она нацарапала на лбу игрушки надпись и передала его учителю. Она гласила: «Я не буду заботиться о неодушевленных предметах, если мальчики не будут делать то же самое».

Люди думали, что она была сумасшедшей, но гениальной; человеком из разряда «я поглощу твою душу».

Я же считал её чертовски очаровательной.

— Роуз…

Она хлопнула ладонями по столешнице.

— Она пролила на меня содовую. Лучше бы она ударила меня по лицу. По крайней мере, для этого есть макияж.

— У меня есть решение.

Она подняла руку.

— В этой уборной не место самолюбию.

— Тогда какого черта ты здесь делаешь? — спросил я её, наклонив голову.

Она рассерженно посмотрела на меня, и я всё равно приблизился, собираясь помочь. В гневе она толкнула меня в грудь.

Я почти не двинулся.

— Это было немного инфантильно даже для тебя.

— Это саботаж, — сказала она с пылающими глазами, тыкая в меня пальцем, — Академическое чревоугодие. Я ненавижу обманщиков, а она обманом вытеснила меня из Пенна.

— Тебя уже приняли, — напомнил я ей.

— Ты бы пошел в колледж, если бы тебя не взяли в программу Чести?

Я ничего не сказал. Она знала мой ответ.

— Вот то-то и оно.