Поцелуй перед смертью

— Ты не имеешь права так говорить!

— Марион, тебе нельзя выходить за него замуж…

— Нельзя? Приходи в муниципалитет в субботу утром — тогда увидишь.

— Он проходимец…

— Ну конечно! Ты всегда знаешь, кто хороший, а кто плохой! Мама была плохая, и ты от нее избавился. И Дороти была плохая и поэтому и покончила с собой. Ты воспитал нас согласно своим понятиям добра и зла, того, что правильно, а что нет! Может быть, ты натворил уже достаточно зла своими принципами?

— Я не допущу, чтобы ты вышла замуж за человека, которому нужны только твои деньги!

— Он меня любит! Неужели ты не понимаешь? Он меня любит, а я люблю его. Мне не важно, что его привело ко мне. У нас одинаковые взгляды, одинаковые вкусы. Нам нравятся одни и те же книги, одни и те же пьесы, одна и та же…

— Еда? — перебил ее Гант. — Может, вам обоим нравится итальянская и армянская кухня?

Она повернулась к нему, открыв от удивления рот. Он развертывал листок линованной бумаги, который достал из кармана.

— Что касается книг, — сказал он, глядя на листок, — в их число, случайно, не входят труды Пруста, Томаса Вулфа, Карсон Маккаллерс?

У нее расширились глаза.

— Откуда вам это?.. Что это?

Он подошел к ней и сказал:

— Сядьте.

— Что вы пытаетесь…

Марион шагнула назад, и край софы уперся ей под колени.

— Пожалуйста, сядьте, — повторил Гант.

Она села.

— Что это за бумажка?

— Она была в сейфе вместе с проспектами. В том же конверте. Вы узнаете его почерк? — Он подал ей пожелтевший листок. — Мне очень жаль.

Она растерянно посмотрела на него. Потом на листок у себя в руках.

«Пруст, Т. Вулф, Маккаллерс, „Мадам Бовари“, „Алиса в Стране чудес“. Элизабет Б. Браунинг — ПРОЧИТАТЬ!

Живопись (в основном современная) — Хопли или Хоппер, Демут (написание?), ПОЧИТАТЬ книги по современному искусству.

Ревнует к Э.?

Ренуар, Ван Гог.

Итальянская и армянская кухня — узнать про рестораны в Нью-Йорке.

Театр: Шоу, Т. Уильямс — серьезные пьесы».

У Марион побелело лицо; едва прочитав четверть странички, она сложила листок трясущимися руками.

— Что ж, — сказала она, не глядя на листок у себя в руках. — Какая же я была… доверчивая дура… — Она с безумной улыбкой глянула на отца, который осторожно обошел софу и беспомощно остановился перед дочерью. — Как же я не догадалась? — Ее лицо вспыхнуло, глаза налились слезами, а пальцы вдруг стали ожесточенно комкать страничку. — Слишком все это было прекрасно, — улыбнулась она. По щекам у нее катились слезы, пальцы рвали страничку. — Надо было догадаться… — Она выпустила клочки пожелтевшей бумаги, подняла руки к лицу и зарыдала.

Кингшип сел рядом с ней и обнял ее сгорбившиеся плечи:

— Марион… Марион… Радуйся хотя бы, что ты не узнала слишком поздно…

Ее спина тряслась у него под рукой.

— Ты не понимаешь, — проговорила она сквозь рыдания, — ты не можешь понять…

Когда у Марион иссякли слезы, она словно бы окаменела, вцепившись пальцами в носовой платок, который ей дал отец, и уставившись на клочки желтоватой бумаги на полу.

— Хочешь, я провожу тебя наверх? — спросил Кингшип.

— Нет, не надо… дай мне… посидеть здесь…

Кингшип встал и подошел к стоявшему у окна Ганту. Некоторое время они молчали, глядя на огни, видневшиеся за рекой. Наконец Кингшип сказал:

— Нет, я ему этого не спущу. Видит бог, я с ним разделаюсь.

Прошла минута, другая, и Гант сказал:

— Она говорила, что у вас все разделялось на «добро» и «зло». Вы воспитывали дочерей в строгости?

Кингшип подумал:

— Да нет.

— А из ее слов можно понять, что да.

— Это она со зла.

Гант смотрел через реку на неоновую рекламу пепси-колы.

— В тот день в закусочной, когда мы ушли от Марион, вы сказали, что, может быть, оттолкнули одну из дочерей. Что вы имели в виду?

— Дороти. Может быть, если бы я не…

— Был так строг, — подсказал Гант.

— Нет, я был не очень строг. Я учил их, как надо поступать и как не надо. Может быть, я… чрезмерно подчеркивал это — из-за их матери… — Он вздохнул. — Иначе Дороти не решила бы, что единственный выход — самоубийство.

Гант достал пачку сигарет, вынул одну и стал вертеть в пальцах.

— Мистер Кингшип, что бы вы сделали, если бы Дороти вышла замуж, не посоветовавшись с вами, а потом бы родила… слишком скоро?

Подумав, Кингшип ответил:

— Я не знаю.

— Он бы выгнал ее из дому, — тихо сказала Марион.

Мужчины повернулись к ней. Она по-прежнему неподвижно сидела на софе. В зеркале, висевшем над камином, им было видно ее лицо. Она все еще смотрела на клочки бумаги на полу.

— Это так? — спросил Гант Кингшипа.

— Не думаю, что я бы выгнал ее из дому.

— Выгнал бы, — безучастно проговорила Марион.

Кингшип отвернулся к окну.

— Что ж, разве молодая пара, избравшая такой путь, не должна взять на себя обязанности брака, а не только… — оборвал он сам себя.