Вообще простота и непринужденность жизни на «Возмездии» просто поражали Люси. За исключением склянок, отбивающих часы, время, казалось, здесь не существовало. В противовес матросам, которые, как муравьи, неустанно трудились на корабле под придирчивым оком и грубым окриком ее отца, людей Мориса не было нужды подгонять. Девушка не сразу поняла, что секрет заключался в их беспредельной преданности и любви к своему капитану, для которого они стремились как можно лучше обслуживать красавицу-шхуну.
Эти люди беспечно смеялись, когда им было смешно, частенько распевали песни или плясали огневую джигу. Люси сама видела, как во время приведения паруса к ветру кое-кто из них останавливался, чтобы глотнуть рому, и на него не обрушивался злобный рев боцмана. Они любили затеять кулачный бой, и тогда Люси уходила подальше, чтобы не смущать их своим присутствием. Как дети, матросы приходили в страшное возбуждение, толпясь вокруг соперников, отчаянно размахивая руками и отпуская крепкие словечки. Но ни один из них не посмел бы достать нож, зная, что его ждет неизбежное и суровое наказание в сорок плетей.
Но главное, что не переставало изумлять Люси, это их отношение к ней. Пожалуй, даже в самых аристократических гостиных Лондона она не встречала такой почтительности. Некоторые, подобно Паджу, были невероятно застенчивы. Другие матросы побойчее, вроде Тэма, искали ее расположения и со всех ног бросались оказать ей какую-нибудь услугу. Даже бывший убийца Фиджет, старое лицо которого дергалось от нервного тика, придавая ему грозное выражение, учтиво поцеловал ей руку, когда в один из солнечных дней их представили друг другу.
– Ну и ну, – прошептала Люси Тэму. – Меня здесь просто балуют. Должно быть, они слышали о моем отце и знают, что, если со мной что-нибудь случится, последствия могут быть самыми серьезными.
Тэм только фыркнул.
– Не страшнее, чем вырванные ноздри. Капитан пообещал это сделать с тем, кто вздумает заигрывать с его женщиной.
«Так вот кто я для них, – покраснев от удовольствия, подумала Люси, – женщина капитана!»
– Но я не… – хотела она возразить и осеклась.
Вряд ли стоило опровергать эту ложь. Морису виднее, как держать в страхе своих людей.
И все же трудно было понять, почему экипаж корабля верил этой возмутительной лжи. Их капитан не обременял девушку своим обществом. Напротив, он явно избегал встреч с ней, что было нелегким делом на не столь уж большой трехмачтовой шхуне.
Блик солнечного света на меди заставил ее поднять голову к корзине впередсмотрящего, угнездившейся на верху топ-мачты. По стройной широкоплечей фигуре человека Люси сразу узнала Мориса. Вместо того чтобы просматривать горизонт в поисках преследующего их корабля, он беззастенчиво направил свою подзорную трубу на нее.
Неизвестно, чего больше было в голосе Люси, досады или скрытого удовольствия, когда она обратилась к Тэму:
– Ну, уж этот ваш капитан… – Она оглянулась и увидела, что Тэм уже взбирается на снасти с ловкостью обезьяны.
Люси втайне подозревала, что матросы считали ее перемирие с капитаном вооруженным. Во всяком случае, неспроста при его появлении они мгновенно исчезали, как будто боялись снова оказаться на линии огня. В Ионии Люси приходилось задергивать шторы на своем окне, чтобы укрыться от любопытных взглядов Клермонта. Здесь же она не отказала себе в детском удовольствии показать ему язык и сделать жест рукой, которому ее недавно научил Дигби, старый седой канонир, хотя она и не очень понимала значение этого жеста. Зато Морис его понял и от души рассмеялся.
– Ну, разве она не прелесть! – пробормотал он себе под нос, опуская трубу.
Затаив дыхание, он с тревогой следил, как Люси стремглав бросилась за Тэмом, и успокоился только тогда, когда она достигла перекладины и ловко уселась на ней. На самом деле он прекрасно мог обойтись и без подзорной трубы, ибо каждая черточка лица Люси с поразительной реальностью всегда стояла перед его глазами.
За долгие дни их плавания под солнцем серебристо – пепельные волосы девушки еще посветлели и сияли, как будто их касался трепетный лунный свет. Огромные серые глаза были ясными, как чистое небо после грозы, а кожа покрылась нежным загаром. Но самое главное, выражение ее лица смягчилось, потеряв ту замкнутость, которая тенью лежала на нем в Ионии. Морис не знал, что больше пошло ей на пользу – свежий морской воздух или свобода от постоянного гнета властного адмирала. Как бы то ни было, он радовался тому, что решился выпустить ее на волю. Что лукавить, ведь он запер ее в каюте, чтобы в первую очередь оградить от себя, не слишком надеясь на свою выдержку. Теперь же ему приходилось ограничивать собственную свободу, чтобы исключить риск встреч с Люси наедине.