Поцелуй победителя

В шахту спустились два надзирателя, которые, впрочем, не слишком-то следили за узниками. Они ничего не заметили, когда Арин забрал кирку прямо из рук одного заключенного. Узник принялся бродить по шахте, точно лунатик, пытаясь выцарапать серу из стен окровавленными пальцами. Арин наблюдал за ним краем глаза, удивляясь, насколько узник одержим своей целью. Наконец охранники заметили непорядок и, переговариваясь, подошли к заключенному. Арин еще больше ссутулился и постарался не поднимать головы, смотреть вперед без выражения и не прерывать работу. В итоге валорианцы лишь пожали плечами и нашли узнику новую кирку.

Арин продолжил долбить породу. Он представил Кестрель в шахте и с силой вонзил кирку в стену туннеля. Арин сглотнул ком, подступивший к горлу. Нельзя было привлекать к себе внимание, но тошнота не отступала.

Так, наверное, прошло несколько часов — Арин потерял счет времени. Тусклый серый свет едва проникал в шахту. Внезапно все узники замерли. Арин, который как раз замахнулся киркой, едва успел опустить ее. Он тоже застыл, как статуя, не понимая, чего все ждут. Оказалось, надзиратели разносили воду. Узники напряженно вытягивались в нетерпении и с жадностью припадали к чашке. Арин, повторяя за ними, тоже сделал глоток. Прошло несколько секунд, и его пульс резко подскочил.

Арин не чувствовал собственного тела. Словно глядя на себя со стороны, он понял: в воду что-то подмешали. Арин почти с восторгом принялся энергично долбить стену киркой. «Это неправильно, это не я», — говорил он себе, но продолжал с энтузиазмом наполнять корзину серой.

Так ничего не получится. У него был план, Арин все продумал, когда шел сюда… Но рубашка уже пропиталась потом, а детали плана начали вылетать из головы, и он уверился в неминуемом провале. «Из-за тебя». Руки Арина опустились. Он снова услышал голос Кестрель в ночь после Зимнего бала и почувствовал, как покачивается карета. «Из-за тебя», — произнесла Кестрель и раскрыла губы навстречу его губам. Мысль о том, зачем он здесь, вонзилась в голову и провернулась, как ключ. Арин снова стал собой. Он больше не подведет Кестрель.

Постепенно действие наркотика ослабевало. Он еще не вышел до конца и периодически давал о себе знать скачками пульса, напоминавшими прыжки кузнечика. Но в целом Арин чувствовал, что тело успокоилось. Навалилась усталость, суставы казались расшатанными. Надзиратели вывели узников на поверхность, где ждали другие заключенные, тоже усыпанные желтой пылью. Их было так много, что прикинуть общее количество не получалось. Все вместе они без труда сумели бы повалить охрану даже без оружия: многие держали в руках кирки, к тому же на земле валялось множество камней.

Арин понимал тех, кто предпочитал беспрекословно слушаться. После захвата Гэррана валорианцами он не сопротивлялся, поскольку знал, что бывает с теми, кто отказывался подчиняться. В конце концов, Арин был всего лишь напуганным мальчишкой. Потом он подрос, изменился, начал бороться. Не раз Арину пришлось поплатиться за это: его сильно избивали, и весь мир, казалось, пропитывался кровью, она проникала в мысли, в пищу. Однажды в наказание на Арина надели лошадиный недоуздок, заставив закусить грызло.

За десять лет рабства Арин познакомился с подчинением во всех его проявлениях. Страх боли; обещание отомстить, данное самому себе; безнадежность; монотонная рутина, время от времени прерываемая ударами ремня или кулака. Наказание помогало хозяевам почувствовать себя настоящими господами, а ему — перестать быть собой. И пусть это выглядело глупо, Арин часто проявлял непослушание. Так он мог хотя бы на секунду показать, что еще не утратил свободу воли, не позволил себя сломать. Но боль, как и унижение, все же меняли Арина. Подчинение превратилось в отчаяние.

Однако такой беспрекословной покорности Арин еще не встречал. Узники послушно выстроились в колонну, точно скот. Эти люди и впрямь вели себя, как бездумные животные. И они не притворялись — Арин не заметил ни проблеска сопротивления или ненависти.

Он не мог представить, чтобы Кестрель вот так просто подчинилась. Арин не верил, что она вообще способна сдаться. Он попытался разглядеть дочь генерала среди заключенных. Может, она настолько изменилась, что теперь ее не узнать? А вдруг ее и вовсе здесь нет? Надзиратель попытался забрать у Арина кирку и с непониманием уставился на него, когда тот потянул орудие на себя. Арину хотелось взмахнуть киркой и вонзить ее валорианцу в горло, но он заставил себя разжать пальцы и отпустить инструмент. Вместе с другими узниками он встал в колонну и отправился в лагерь.

Когда во дворе раздавали пищу и воду, Арин не стал пить и есть. Он как раз был занят тем, что по капле выплескивал похлебку себе под ноги, когда вдруг увидел ее. Кестрель стояла к нему спиной: волосы свалялись, она сильно исхудала. Сперва Арин даже решил, что ошибся и принял за Кестрель незнакомую узницу. Но это была она.