Поцелуй победителя

Постепенно зрение вернулось. Сарсин потянулась, поднявшись с кресла (оно было из сизо-серого дерева с матовой обивкой жемчужного цвета и почему-то тоже казалось знакомым), и подошла к маленькому столику, где стояла накрытая крышкой супница. Сарсин налила горячий бульон в чашку и поднесла ее к кровати.

— Есть хочешь?

У Кестрель заурчало в животе.

— Да, — кивнула она, удивляясь такой, казалось бы, обычной вещи, как голод. Кестрель выпила бульон и тут же ощутила усталость. Руки едва держали чашку. — Как давно? — проговорила она.

— Как давно ты здесь? Два дня.

Сквозь задернутые шторы просвечивало яркое солнце.

— Ты почти не спала, — продолжила Сарсин. — Тебе было очень плохо. Но, думаю, — она коснулась щеки Кестрель, — теперь ты пошла на поправку.

«Какая она добрая», — подумала Кестрель. Сарсин излучала уверенность, ее характер был прямой и твердый, но при этом она умела заботиться. В глубине ее глаз поблескивала тревога. Возможно, она и впрямь искренне беспокоилась за Кестрель.

— Тебе нужно как следует выспаться, — сказала Сарсин. — Хотя бы попытайся, хорошо?

Кестрель это понравилось — Сарсин понимала, как трудно ей даются самые простые вещи. Действительно, прошло уже два дня, а Кестрель никак не удавалось хорошо отдохнуть — она то и дело просыпалась. Она взглянула в глаза Сарсин и вдруг замерла. Только теперь Кестрель ясно увидела то, чего раньше не замечала. Ее глаза были такого же цвета. Серые, как дождь, обрамленные густыми черными ресницами. Как у него. А еще форма нижней губы, и уголок рта так же поднимался в легкой улыбке… Сердце громко застучало.

— Договорились? — мягко спросила Сарсин, забирая из рук Кестрель пустую чашку, тяжелую, как камень.

Кестрель поймала свободную руку Сарсин и сжала ее. Взгляд этих серых глаз придавал спокойствия. «Это неправильно», — возмутилось что-то у нее внутри. Незачем искать его черты в лице этой девушки. Но Кестрель продолжила это делать, не в силах справиться с собой. А потом ее накрыло приятной волной сонной усталости.

В следующий раз она проснулась ночью. На столе тускло горела лампа, комната была погружена в густую тень. В кресле Кестрель заметила фигуру: длинные ноги, штаны, туго зашнурованные сапоги. Неловко выгнутая шея, голова, запрокинутая на спинку кресла. Лицо, наконец избавленное от слоя грязи и расслабленное во сне. Шрам на щеке. Пожалуй, он был даже слишком чистым. Кестрель почувствовала слабый запах, правда, весьма странный: апельсиновый уксус?

Его глаза приоткрылись. Прошло мгновение длиной в один вдох. Взгляд стал осознанным. Кестрель смотрела на своего спасителя, изучала в свете лампы. Ее сердце заметалось, будто пойманный кролик. Сомнение боролось с доверием и другим неясным чувством, которому трудно было дать название.

— Спи дальше, — пробормотал он.

Кестрель закрыла глаза. Сердце успокоилось, а дыхание выровнялось.

Когда она снова проснулась, шторы были раздвинуты. Полдень. Желтое солнце. В кресле с жемчужной обивкой никого. Кестрель пронзило неприятное чувство. Она не понимала, что это значит, но ее охватила подавленность. Пришлось заставить себя подняться. Опустошенная, слабая, Кестрель выбралась из кровати. Туалетный столик был совсем рядом, но даже это расстояние казалось зияющей пропастью. С трудом преодолев его, она почти упала на стул.

Девушка, которая смотрела из зеркала, казалась такой напуганной, что Кестрель невольно протянула руку, чтобы дотронуться до нее, успокоить. Кончики пальцев коснулись холодной поверхности зеркала.

— Подумываешь разбить его? — поинтересовался знакомый голос.

Кестрель убрала руку и перевела взгляд на Сарсин, стоявшую в дверях. Значит, ее все-таки не оставили одну. Сарсин смотрела задумчиво, как человек, который наблюдает уже давно. В руках у нее был какой-то сверток.

— Это не я, — произнесла Кестрель.

Сарсин развернула сверток. Платье. Она перекинула его через спинку кресла с жемчужной обивкой, подошла и положила теплую руку на плечо Кестрель. Девушка отметила, что сделала она это осторожно, стараясь не задеть рубцы на плечах, которые, наверное, просвечивали через тонкую ночную сорочку. Кестрель снова уставилась на исхудавшее лицо в зеркале. Запавшие глаза, потрескавшиеся губы, выпирающие ключицы.

— Ну вот, — сказала Сарсин. Она быстро собрала волосы Кестрель и заплела их в косичку.

— Он это делал, — проговорила вдруг Кестрель.

Однажды он тоже заплетал ей волосы. Это (неужели?) и было то самое забытое удовольствие, которое она настойчиво пыталась вспомнить. Он делал это медленно, чувственно. Кестрель вспомнила, как его пальцы задевали кожу на шее. А наутро изящные косички превратились в колтуны.

— Что? — переспросила Сарсин, закрепляя волосы лентой.

— Нет, ничего.

Сарсин взглянула в глаза ее отражению, но сказала лишь:

— Идем, тебе пора одеться.

— Зачем?

— Так тебе легче будет снова стать собой. — С этими словами Сарсин помогла ей подняться.

Платье болталось на Кестрель, но хорошо сидело в плечах и подходило по росту. И ткань с узором из цветущих веток казалось знакомой.

— Это мое.

— Да.

— Но я ведь не у себя дома.