Поцелуй победителя

— Моя няня. Она была геранкой. Я праздновала с ней тайно. — Кестрел задумалась, что бы с ней стало, будь они пойманы. Страх закрался к ней в сердце. Но больше некого было ловить врасплох, некому было её наказывать. — Я любила её. — Но вспомнить имя женщины она так и не смогла. Страх Кестрел сменился чувством утраты. Она попыталась улыбнуться, ощутив её неуверенную поступь.

— Чай остынет. — Сарсин засуетилась возле крынки, и Кестрел была благодарна геранке за то мгновение, когда на ее лице не осталось бремени чьего бы то ни было взгляда.

Она сказала Сарсин.

— Я бы хотела отпраздновать Нинаррит с тобой.

— Если мы вообще до него доживём, — мрачно ответила женщина, но покачала головой, когда Кестрел посмотрела на неё. — Давай, бери.

Ключи оказались тяжелыми.

— Они от дома, — сказала Сарсин, — от всех дверей.

Ключи отягощали ладонь. Она должна была это помнить, подумалось ей.

Кестрел отложила ключи в сторону.

— А это? — Она пробежала пальцами по муслину, служившему оберткой.

Сарсин приподняла брови (в слегка язвительной манере, как показалось Кестрел, хотя что-то в выражении лица женщины говорило о том, что это меньше имеет отношение к самой Кестрел, а скорее касается того, что Сарсин знала, а Кестрел нет). Чёрные брови, обуздавшие цинизм, далекие от забав… и вновь Кестрел узнала в ней его. Он так же смотрел на Кестрел прежде. Она гадала: отчего ей так уютно с Сарсин и неуютно в его присутствии, и почему эта непринужденность возникла, несмотря на их похожесть или благодаря ей.

— Посмотри сама, — сказала Сарсин.

Это был кинжал, ярко сияющий в развёрнутой ткани муслина. Убранный в ножны, перевязанный тонким пояском. Кожаный ремень был крепким, но гибким, в нём отсутствовала какая-то особенная элегантность, ведь его целью были долговечность и удобство. В нём имелось всего несколько отверстий под язычок пряжки, что говорило об уверенности создателя в правильности размера. Модель ножен, как и пояса, была проста и строга, никакой вычурности, однако наконечник был больше выгнут, чем Кестрел доводилось раньше видеть (о да, осознала девушка, она очень хорошо разбиралась в кинжалах). Не столь острый, чтобы ранить носителя сего дара, но достаточно, чтобы нанести ущерб, будучи загнанной в угол противником с зажатыми ножнами в руке. И ножны были не столь просты, как показалось на первый взгляд. Чуть ниже у горловины: два кольца, одно внутри другого, различие которых заключалось лишь в гравировке. Символ повторялся и на эфесе, идя по кругу рукояти, тяжелой настолько, чтобы убить, если ударить ею по определенной части черепа. Рукоять (Кестрел обвила пальцы вокруг неё) — идеально легла в руку, изогнутый щиток гарды надежно защищал пальцы.

Она высвободила клинок. Он был очень валорианским. За исключением прямого кончика и неизвестного символа, каждый элемент демонстрировал принадлежность к валорианскому стилю, от изогнутой гарды до двойной кромки на скошенном лезвии. Сталь сияла голубоватым оттенком, демонстрируя своё качество, но Кестрел в любом случае поняла бы это. Кинжал был лёгким и проворным в её руке. Прекрасно скован. Сбалансирован. С замечательными пропорциями. Создан мастером кузнечного дела.

Кестрел коснулась края клинка большим пальцем. На коже выступила кровь.

— Боги, — воскликнула девушка и сунула палец в рот.

Сарсин рассмеялась.

— Да ты теперь новообращенная, не так ли?

Кестрел вздрогнула. Она совсем забыла про Сарсин. Девушка нахмурилась, не понимая, к чему она это сказала. Это был просто инстинкт. Или инстинкт кого-то другого, давно пустившего корни у неё в душе, обитающего где-то в скрытом пространстве, ставшем естественным для неё, чтобы призывать богов, в которых она не верила. Кестрел убрала лезвие обратно и со стуком вернула подарок на стол.

— Почему ты даешь его мне? — С ключами все было ясно. Они означали, что она здесь не пленница, а гостья. Даже больше, чем гостья, если она правильно поняла дар. У гостей нет доступа ко всем комнатам хозяев.

Но кинжал…

— Я могу им убить тебя, — сказала она, — прямо сейчас.

— О, не думаю. — Сарсин все еще выглядела удивленной, но веселой. — Ты пока не боец.

— Это неважно. — Кинжал и ключи почему-то начали её немного расстраивать, хотя оба подарка (каждый по-своему) демонстрировали абсолютное доверие.

— Подумали, — осторожно произнесла Сарсин, — ты не должна чувствовать себя беззащитной.

Кестрел открыла рот, а потом закрыла, не осознавая до сего момента, как она себя чувствовала, и что первая эмоция, которая овладела ею, после попадания под визуальные чары кинжала, была чувством безопасности.

Сарсин произнесла:

— Мы…

Кестрел обожгла женщину взглядом.

— Я не переживаю, что ты кое-кому сделаешь больно, — сказала Сарсин. И по тому, как она построила фразу, можно было понять что её беспокоило… или всё ещё беспокоит.

— Понятно. — Губы Кестрел сжались в тонкую линию. — Мне не нужен кинжал, чтобы совершить самоубийство. Но я не буду этого делать. Я не из трусливых.

— Никто не считает тебя трусихой, — заверила её Сарсин.