– Вы меня не разочаровали, – светским тоном сообщила Вера, торопливо пятясь на выход.
Когда она через десять минут подкрашенная спускалась вниз по лестнице (осваивать лифт в одиночку Верочка не решилась), мысли в ветреной девичьей головке устроили форменное перетягивание каната, швыряя хозяйку из одной крайности в другую.
«И зачем он мне? – строго размышляла Верочка. – Красота нужна женщине, а для мужчины это – дефект. Причем у Филиппа он очень ярко выражен. Наверняка считает себя эталоном! Рядом с таким всю жизнь придется мучиться в ожидании, что какая-нибудь Лариса его уведет. Вся жизнь борьба, покой нам только снится… А что ему сказать, если он меня ждет? Да нет, конечно, он уже уехал. В любом случае скажу, что сегодня у меня свидание. А здорово было бы, если бы он меня ждал прямо у лестницы, и чтобы кто-нибудь это увидел… Ну, даже если никто не увидит, ничего страшного: я же откажу ему? Интересно, он ведь обидится! И как потом работать в одном отделе? Мы же сидим почти рядом! Придется соглашаться, что ли?»
Мысли были похожи на овощное рагу, перемешанное неумелой хозяйкой: сплошная каша без признаков цельных составных частей.
Перед офисом было пусто. Легкий снег тонкой серебристой паутиной накрывал стоянку и заметал одиночные машины припозднившихся сотрудников.
«Вот вам здрасьте! А зачем я красилась? – молнией мелькнула юркая мыслишка, но Верочка тут же сама себя одернула: – Вот и хорошо. Ссориться не придется».
Довод был малоутешительным. На глаза наворачивались горячие злые слезы. Вера уже чувствовала себя подло обманутой. Сначала обедать водил, жвачкой угощал, за локоть держал, а потом – раз! И сбежал. Как будто Верочка была какой-нибудь хищной каракатицей, от которой надо вот именно так, по-воровски, под покровом ночи улепетывать, не попрощавшись.
Она гордо вскинула голову и широким шагом направилась в сторону метро, стараясь проглотить резиновый комок, распиравший горло словно теннисный мяч, и удерживая предательски подрагивающую нижнюю губу. Все мужики предатели и подлецы!
– …Вера, я уж думал, что пропустил тебя! – радостно улыбаясь, у входа в метро прыгал Филипп.
«Все-таки мужчины потрясающе инфантильны, даже лучшие из них!» – констатировала Верочка про себя, с некоторым недоумением глядя на подмороженного кавалера. Странно, но ему даже не пришло в голову, что ее может кто-нибудь встретить или она элементарно пойдет другим путем: может, ей домой на автобусе удобнее добираться!
Но начинать общение в нерабочее время с анализа не совсем логичных поступков Филиппа было бы верхом склочности, поэтому Вера просто отбросила от себя неприятные мысли и кокетливо моргнула, скосив глаза на спешащих мимо прохожих:
– Ты меня ждал?!
– Поехали? – вместо ответа Филипп покровительственно приобнял ее за плечи.
Почему-то сказать с независимым видом, что у нее на сегодня другие планы, Верочка не смогла. И даже не попыталась.
– Ну, поехали. А куда?
– Домой, – лаконично и довольно неожиданно просветил ее кавалер.
Вера заволновалась. Вопросы кружились в воздухе, как снежинки, подгоняемые предновогодней метелью: к кому домой, что значит «домой», почему домой, а не в ресторан?.. Но озвучивать это все она постеснялась, сделав вид, что подобные мелочи ее не интересуют. Девушку, привычную к избытку мужского внимания вообще мало что интересует, она не особо заботится о последствиях и не боится неожиданностей, чувствуя себя вправе в любой момент огорчить кавалера отказом.
Поэтому Верочка неопределенно пожала плечами и улыбнулась. Стоять на улице уже надоело, колени мерзли, а нос начал пощипывать безжалостный мороз. Надо было срочно занести организм в тепло, пока не потекли сопли, портя романтизм общего настроя. Красный нос и судорожные пошмыгивания, без сомнения, разрушат ореол утонченности и совершенства, а Верочке почему-то казалось, что Филиппу нравятся именно безупречные девушки с легким налетом стервозности.
– Прошу, – кавалер картинно наклонил голову в меховой кепке, из-под которой весело пламенели замерзшие уши. Рукой он показывал непонятно куда, поэтому Вера продолжала нерешительно топтаться у ступеней метро. Они стояли недалеко от перекрестка, и вычислить, где стояла машина Филиппа, было невозможно. Веру даже начала злить его недогадливость: ну куда ей идти? Девушка попыталась изобразить недовольство, но, встретившись с ним взглядом, вдруг почувствовала, как подгибаются ноги. Обаяние Филиппа, волнами накатывавшее на нее, было почти физически ощутимо. В груди что-то тревожно натянулось и затрепетало, а Филипп, взмахами своих телячьих ресниц и блеском ровной клавиатуры зубов, играл на этой трепещущей струне, как завзятый балалаечник.