Поцелуй шипов (ЛП)

- Я не знаю. - Джианна наморщила нос. - Как по-твоему, что более жалко: то, что тобой манипулировали, потому что ты верила в хорошее, или то, что ты манипулировал другими, потому что на самом деле ты несчастная свинья? Я ведь и сама почти поверила Анжело.

- Он разговаривал с вами?

Я больше не видела Джианну, потому что исчезла в тумане распрямляющего спрея. Но по тому, как она тянула меня за волосы, я поняла, что она, расчёсывая, энергично кивает.

- О да, ещё как. И пустил в ход всё своё очарование. Нам стоит дать тебе немного свободы, он позаботится о тебе, он не желает тебе ничего плохого, и да, он обещает, попросить тебя вернуться с нами домой ... Я была готова поверить в то, что у нас паранойя и пригласить его на ужин, чтобы загладить вину. Только когда он ушёл, и я поговорила об этом с Паулем, я осознала, что меня одурачили. И хочешь я тебе кое-что расскажу? - Она открыла маленькое окно, чтобы мы не опьянели от густого тумана спрея, который уже неприятно щекотал мне горло. Я выпила глоток кофе, чтобы запить его. Джианна заговорщически выглядывала из отступающей дымки.

- Но не говори Паулю, хорошо? Когда я в первый раз увидела Анжело, как он сидел там за пианино, я тоже коротко подумала о том, что было бы очень мило, дать ему несколько уроков в постели.

- Я думаю, ему не нужны никакие уроки, - вернула я её на землю. И это факт. Я вовсе не хотела знать, скольким молоденьким девушкам Анжело уже строил глазки.

- Ошибаешься. Как раз-таки ему и нужны уроки. Он понятия не имеет о любви ... - Джианна театрально вздохнула. - Знаешь, что меня в конце концов насторожило? Его игра на пианино, то, как он музицировал. В ней не было ничего особенного или оригинального, вообще ничего от него самого. Он хорошо играл и пел, и это не оставило меня холодной, но его игру можно было спутать с бесчисленным количеством других музыкантов, которую он скопировал у них по маленьким кусочкам. Она не исходила от него самого.

Что же. Чтобы определить это, я видимо была недостаточно музыкальной - или же не хотела этого слышать. Джианна приложила указательный палец к кончику своего носа. Я заметила, что её ногти были обгрызены. Я в течение многих недель заставляла её нервничать, так сильно, что она в моём присутствие больше не могла спать. А теперь она сидела рядом и чесала мне волосы. Возможно ли, что мы ещё подруги? Были ли мы ими всё это время, а я просто не заметила? Но каким-то образом казалось, что ей нравиться анализировать ситуацию со мной. Только что она снова ухватилась за новую мысль, свободная журналистка в своей лучшей форме.

- Одно я всё-таки не совсем понимаю ... - Она посмотрела на меня в зеркале. Когда она постучала себе по носу, её брови сошлись на переносице. - Кем-то хорошо манипулировать можно лишь в том случае, если есть информация об этом человеке, по крайней мере взгляд в его душевную жизнь и формирующие события, лучше всего из раннего подросткового возраста или детства. Я с готовностью дала её Рольфу, в первые дни мы только разговаривали. Я выложила перед ним всю мою подноготную. Но ты, собственно, не очень разговорчива, и лишь под давлением из тебя можно что-то вытянуть. Или ты открылась, и дала всю информацию, которая была ему нужна?

- А мне и не нужно было. - После того, как я сообщила Тильманну о деталях с Гришей, присутствующих в этой игре, я больше не могла сказать, что заставило меня больше всего споткнуться: то, что я почти с первой секунды была привязана к Анжело или то, что никогда серьёзно себя не спрашивала, есть ли у того конкретные мотивы раскрыть все эти вещи о существование Маров и таким образом ещё и косвенно очернить Колина. С кем-то бесповоротно запечатлеться это одно, и само по себе уже достаточно трагично. Но потом добровольно позволить переписать своё мировоззрение, это уже совершенно другое измерение. Всё же я рассказала Джианне о том, что выяснила на Санторини. Потому что она правильно подметила: я была не та, кто по собственной воли разглашает личные вещи; что-то, что Николь и Дженни постоянно во мне критиковали. У меня нужно было каждую деталь, словно червей, вытягивать из носа. С Джианной было тоже самое, когда я поведала ей о Колине и его опыте в концентрационном лагере. Она же сама, была полной противоположностью; казалось ей доставляет сильное удовольствие сервировать на серебряном блюдечке самые личные детали, также из её интимной жизни, хотя её никто об этом не просил. Таким образом она нашла больное место. Анжело мог всё это знать только потому, что шпионил за мной с моей ранней юности.

- Какая мерзость, - прошептала она, после того, как я перечислила наиболее важные моменты - таким же профессиональным тоном, как она.

- Да, и мне становиться плохо, когда я об этом думаю.

- Ты уже сказала об этом Колину? Нет? Эли, ты должна ему рассказать, это так много объясняет! Тебе нужно это сделать, он должен знать!