Поцелуй стали (ЛП)

Ага, прячась от убийц восточного Белого двора. В детстве Онории это казалось захватывающим приключением, и она заставляла отца перечитать историю снова и снова.

— Не слыхал об ентой книжке. Она об вирусе? — спросил Блейд.

— Никодемус отправился послом в Запретный город в Белый двор. Императорская семья считалась божественной, а вирус — даром, который передавали только своим родным. Сэр Никодемус писал, что, по слухам, этот дар прибыл из таинственного исчезнувшего мира, скрытого в Гималаях много лет назад, и что император инфицировал себя сам, дабы получить власть и внушить страх врагам.

— Как же Бэнкс заразился? — спросил Блейд.

Онория вычистила порезы на его руках. Те уже почти исцелились. Лишь на ладонях виднелись остатки сильного ожога.

— Гостей пускали далеко не во все уголки дворца, но сэр Никодемус был… исследователем.

— То бишь бабником?

— Похоже на то. — Ее губы предательски сложились в улыбку. — Он услышал девичье пение и забрался по стене. Никодемус писал, что голос был словно у соловья. И что влюбился в девушку еще до того, как увидел.

Блейд закатил глаза:

— Хренов стихоплет.

— Да, есть в этом что-то поэтичное.

— Те понравилась история. Ты — романтик, — с улыбкой пожурил Блейд.

— Вовсе нет, — возразила Онория. — Сэр Никодемус сильно рисковал. Император считал богохульством распространение вируса кем-то, кроме него, тем более чужаком. Когда во дворце узнали о случившемся, наш исследователь едва успел унести ноги.

— А девушка?

— Она должна была убежать и встретиться с ним. Вместо этого ему прислали ее руки в корзине, а заодно лучших наемных убийц.

— И че дальше?

— Сэр Никодемус сбежал по шелковому пути через пустыню. Он мало что запомнил. Кажется, впал в прострацию. А к тому времени, как пришел в себя, был уже в Греции, снедаемый жаждой крови.

— Если он правда любил девчонку, то должон был мстить ее папаше.

— Он и отомстил, — кивнула мисс Тодд. — Власть императорской семьи зиждилась на тайне и том факте, что даром обладали только они. Когда о вирусе узнали все на свете, он больше не представлял собой что-то особенное или могущественное. Они превратились просто в людей, над которыми довлеет проклятый недуг. Сэр Никодемус начал распространять болезнь, заражая… девиц легкого поведения.

— Ага, знаем таких.

— Но, добравшись до Англии, он стал выбирать, кому предложить свою кровь. Во Франции сэр Никодемус заработал целое состояние, продавая вирус французской аристократии. К тому времени, как недуг распространился по Англии, господин бывший посол слыл настоящим богачом.

— С чего платить за проклятье?

Онория посмотрела на Блейда, пытаясь сдержаться и не коснуться его лица.

— Улучшить скорость, зрение, выносливость, получить долголетие. Вирус гарантирует, что голубокровный больше ничем не заболеет. В то время течение недуга было неизвестно. Единственным минусом стал тот факт, что зараженный вынужден питаться кровью. Стоило измениться одному человеку, и весь двор захотел последовать его примеру.

— Одобряю такой план, — ответил Блейд. — Продать кровь за чертову уйму золота и к тому ж отомстить врагам. Я б восхитился им, не будь он таким долбанным позером.

— Как это по-мужски, — пробормотала Онория. — Вот, я сделала все, что могла.

Блейд посмотрел на руки:

— Заживут.

Но быстро ли? Нужно записать в блокнот свои соображения. Также надо бы проверить его рефлексы, но мисс Тодд и так подозревала, что Блейд быстрее и сильнее любого новообращенного подопытного. Не поэтому ли убить вампира, по слухам, труднее, чем голубокровного? Потому что в них вирус намного сильнее?

Интересно, как быстро восстанавливается вампир… Онория отбросила эту мысль. Глупо даже думать об этом. Ей никогда не удастся изучить одного из них. Разве что за секунду до того, как чудовище разорвет ее на клочки. Вампиры безумны из-за жажды крови, с ними не договоришься. Во времена короля Георга, когда для Эшелона имело значение только изобилие, случился набег вампиров. Город дважды сгорел. За чудовищами охотились как вооруженные граждане, так и сами голубокровные.

За год пять вампиров стоили жизни десяти тысячам горожан.

С тех пор, как только казалось, что голубокровный приближается к Увяданию, его быстро обезглавливали. Это происходило в тайне, но до Онории доходили слухи. Они называли это милосердием, а по ее мнению, ими двигал страх.

Город не выдержит еще одного набега вампиров. Люди и так уже возмущались, что механизмы отбирают у них работу, и что французы поступили умно, обезглавив всех своих голубокровных. Технология Эшелона держала недовольных под контролем, но одной маленькой провокации достаточно, чтобы снова поднять бунт.

— Че задумалась? — спросил Блейд.

Онория моргнула и перевела взгляд на гостя. Он смотрел так, будто читал ее как открытую книгу. Но ведь Блейд всегда за ней следил, во всяком случае, так Онории казалось.

— Я думала о вампире. Это было ужасно… — Она поежилась.

— Ага. Воняет как старая кляча, неделю проведшая под палящим солнцем. Грязная уродливая тварь.

Онория покачала головой: