Поцелуй Валькирии

Руки он не подал, его глаза были темными. Адель почувствовала вину и разозлилась. Что он ждал от нее? Робкого мурлыканья, извинений в паре с поклонами? Ждал, что она забудет, кто она. Не проще ли…

Кен толкнул ее к стене, и Адель больно ушиблась плечом.

— Снова изображаешь из себя дитя? — прошипел он. — Легкомысленного ребенка! И знать не хочешь об ответственности?

Головой она ударила его по лицу — чуть смазала, но он убрал руки, и Адель ринулась к сумке. Видимо, Кен поставил ей подножку, поскольку она упала на татами. Адель тут же перевернулась и приподнялась на локтях.

— Купил меня за картину? — она расхохоталась, утирая с брови кровь. Пружинисто вскочив на ноги, заняла боксерскую стойку. Поманила его, отвлекая внимание. Кен усмехнулся. Этого было достаточно, чтобы прыгнуть к стене, дернуть панель и сорвать меч, отбросив ножны. Оскорбление? Адель сверкнула глазами. Забыть благоговейный трепет, этикет, строго предписывающий, как держать катану и вынимать из ножен! — Ну же!

Адель размахнулась, круша бумажные фонарики. Кен подступил ближе, увернулся от тычка клинка и быстро ударил по ноге. Она рухнула на колено и не успела среагировать, как Кен больно стиснул запястье, и ее собственная рука, сжимающая причудливую рукоятку, стукнула подбородок. Голова Адель откинулась, затылком она почувствовала упругий татами, и меч угрожающе навис над ее горлом. Кену ничего не стоило чуть надавить…

— Вы, выращенные Гитлером ублюдки, не умеете думать. Вас не научили. Жить не научили, только пустоголово умирать!

— Японец должен бы уважать меня за пренебрежение к смерти, — зло прошептала Адель.

Кен легко вырвал у нее меч, повесил на место и, уходя, выключил свет. Адель лежала одна, не чувствуя, как жжет спину.

У подъезда ждал Ник. Подойдя к такси, Адель отдала ему вещи и повернула обратно к дому. Она нашла место, где разбился горшок, и подобрала искалеченное растение. Ее руки все еще дрожали. Она знала, что в ближайшей цветочной лавке купит земли и глиняный сосуд.

Через минуту опоясанный балконами дом исчез из виду, возможно, навсегда. Ник первым нарушил молчание.

— Угадай, кто мой любимый художник?

Адель поморщилась, ничто не могло расположить ее к беседе.

— Айвазовский, маринист, — устало ответила она.

— Эх, а ты знаешь, буря на его полотне бушует, крутит, ветер клокочет — паруса рвет, а сквозь тучи всегда пробивается лучик света, пусть слабый, но значит — спасение близко!..

Адель кивнула, обернулась пледом и попросила термос.

Через полчаса достигли места. Ник помог донести в новое пристанище сумку и гитару и оставил Адель одну. Ее ожидала обычная кровать, подушка, набитая гусиным пухом, холодный твердый пол, высокий стол и черный чай в пачке. Следовало только купить тапки, чтобы начать жить, как все нормальные люди. Ее окружила пустота. Наутро Адель долго лежала в длинной чугунной ванне, а, одеваясь, повесила на шею хрустальный флакончик.

С улицы посигналили — Ник быстро усвоил ее новый адрес. Ехать никуда не хотелось, но Адель понимала, что должна.

— В «Эдисон», — распорядилась она при встрече. Тот насупился. Вот и ладненько, хоть идиотская улыбка пропала. Потом, словно решив отвлечь его, Адель спросила: — Какие инструменты ты держишь в багажнике на случай поломки?

Ничего он не держал. Если подобное происходило, вызывал аварийную службу. Вначале по неопытности, чтобы не терять времени, занимался дорожной починкой сам. В багажнике лежали и насос, и ключи, и отвертки, и домкрат. Теперь только баллон-запаска да буксировочный трос. Хозяева таксопарка запретили техническую самодеятельность.

— Когда у тебя будет яхта, и в море случится неполадка, ты также будешь ожидать аварийную службу? — казалось, он немного разочаровал ее. — Заглянем в спортивный магазин?

Она всерьез отвлекала его от цели поездки. Будто он забудется среди спасательных жилетов, такелажа и ежегодников приливов.

— Я дождусь тебя в машине, — заявил Ник.

И Адель исчезла в огромном магазине-ангаре, где уместились и катера, и яхты, и оснастка. Потом появилась с небольшим бумажным пакетом.

— Держи.

Ник вытащил на свет пару крошечных, но тяжеленьких дисков. В пакете звенели еще два. Четыре металлические штучки весили около полутора килограммов.

— Грузики?

— Грузики. Для прижатия карт к штурманскому столику.

Удивленный ее выбором, он сунул подарок в бардачок и повез ее в «Эдисон».

Теперь Адель заметила и важного швейцара, и шахматную доску пола, и пальмы, и множество киосков с цветами, сигарами, газетами — все то, что не коснулось ее взора впервые. Из ресторана слышалась игра рояля, в холле витал аромат дорогих духов. Она подошла к портье, назвала фамилии интересующих ее господ.

— Кем вы приходитесь им, мисс?

— Ты… как тебя? — презрительно оглядела она характерную физиономию: нос, губы, подбородок. — Мойша или Соломон, хочешь лишиться должности?