— Парень начинает ухаживать за этой женщиной, которая старше его, а она думает, что его интересуют лишь ее деньги, ведь ему нужна новая машина, но тут ему надо спешно вернуться в свою страну, потому что его отца, уехавшего туда чуть раньше, похитили партизаны. Парень связывается с ними, говорит, что разделяет их взгляды, а когда женщина, француженка, узнает, что он в опасности, она едет за ним, и они выкупают отца за большие деньги, но, когда того вот-вот должны освободить — и парня тоже, потому что он уже занял место отца, хотя партизаны ни о чем не подозревали, в общем, возникает сложная ситуация, — парня хотят убить, потому что они поняли, что он их надул, но отец вмешивается, и убивают отца. Потом парень остается с партизанами, а женщина возвращается одна в Париж, к своей работе, они очень тяжело расстаются, потому что действительно любят друг друга, но принадлежат к двум совершенно разным мирам, вот и все. Конец.[10]
— И чем это все похоже?
— Похоже на что?
— На мою ситуацию. То, что ты говорил о моей матери.
— Да ничем, просто мать выходит встретить сына такая нарядная, когда он возвращается к ней на кофейные плантации, уговаривает его вернуться в Европу… о, я забыл сказать, что, когда в конце отца освобождают, там нет никакой перестрелки с полицией, отец оказывается смертельно ранен партизанами, тут приезжает мать этого парня, и они остаются вместе, потому что та женщина, что любит его, уезжает обратно в Париж.
— Знаешь, мне захотелось спать.
— Так не стесняйся, спи.
— Да, попробую вздремнуть.
— Если почувствуешь себя плохо, не важно, который будет час, буди меня.
— Спасибо, что терпишь все это.
— Чепуха, поспи. Не бери в голову.
— Кошмары, всю ночь.
— И что тебе снилось?
— Плохо помню. Значит, я все еще болею, но думаю, скоро поправлюсь.
— Ты слишком быстро ешь! Поэтому так себя и чувствуешь.
— Я голоден как волк, к тому же нервы шалят.
— По правде говоря, Валентин, тебе не надо есть. Тебе нужна специальная диета.
— Но мне кажется, будто у меня бездонный желудок.
— По крайней мере полежи после этого рисового клея. Не занимайся сейчас.
— Но я все утро проспал.
— Как знаешь. Я же хочу как лучше… Может, я что-нибудь расскажу, чтобы убить время?
— Нет, спасибо, я лучше почитаю.
— Знаешь, если ты не попросил свою маму приносить тебе еду каждую неделю, то поступил глупо.
— Я не хочу ничем ее обременять, я тут, потому что сам напросился, а она здесь ни при чем.
— Моя мать не приходит, потому что больна, знаешь?
— Нет, ты не говорил.
— Врачи говорят, что ей лучше не вставать с постели из-за сердца.
— Надо же, я не знал. Очень жаль.
— Поэтому у меня ничего нет, и она не хочет, чтобы кто-то другой носил мне еду; она думает, что врач вот-вот разрешит ей встать. Но пока она меня здорово подставила — сама не приходит и другим не позволяет.
— А ты думаешь, она не поправится?
— Я, конечно, надеюсь на лучшее, но на это нужны месяцы.
— Она бы поправилась, будь ты рядом?
— Ты читаешь мои мысли, Валентин.
— Это логично, вот и все.
— Слушай, ты вылизал тарелку, все сожрал, так нельзя.
— Ты прав, я так наелся, что, кажется, сейчас лопну.
— Полежи немного.
— Я не хочу спать, всю ночь мне снились кошмары и все утро тоже, постоянно.
— Я уже рассказал тебе конец фильма, так что остальное рассказывать нет смысла.
— Боль возвращается. Черт, что ж это такое?
— Где болит?
— Там, внизу, в кишечнике… черт… больно…
— Расслабься, послушай меня, возможно, это на нервной почве.
— Молина, кажется, будто кто-то сверлит мне живот.
— Позвать охранника, чтобы тебя отвели в туалет?
— Нет, боль теперь выше, как огонь внутри горит. Там, в желудке.
— Может, попробуешь проблеваться?
— Нет, если я пойду в туалет, они отправят меня в лазарет.
— Тогда пусть вырвет в мою простыню, погоди, я ее сложу, пусть вырвет в нее, потом сложим, и никакого запаха не будет.
— Спасибо.
— Брось, давай засунь два пальца в рот.
— Но без простыни ты замерзнешь.
— Я одеялом накроюсь. Давай засунь два пальца в рот.
— Нет, погоди, вроде утихло, я попробую расслабиться, как ты говоришь… может, пройдет.