Поцелуй злодея

― Я слышала. Поэтому я и приехала к тебе. ― Она обнимает меня еще крепче, после чего отпускает и отстраняется. ― Я вижу, вы обе все еще ввязываетесь в неприятности, ― говорит она, глядя на Симону, которая не поднимается с пола.

― Простите, миссис Лавендер.

Я помогаю Симоне подняться, пока мама идет на кухню и открывает другую коробку с пиццей, достает кусок и быстро его съедает.

― Какие планы? ― Ее взгляд падает на меня. ― Кайлер позвонил мне.

Я стону.

Как мужчина может быть таким отстраненным в отношениях, а после их окончания быть доступным как никогда? Это буквально не имеет смысла. Я ищу помощи у Симоны, но она идет в гостиную и включает телевизор, полностью игнорируя меня. Типично, когда становится трудно…

Когда я оборачиваюсь, у мамы во рту половина брауни.

О черт…

― Ты не должна это есть, ― предупреждаю я.

― Почему? Оно потрясающее. Умничка. Ты должна дать мне рецепт.

Симона начинает сильно смеяться, падая на диван, пока мы не перестаем ее видеть, но все еще слышим.

― Не ты его испекла? ― спрашивает моя мама, кивая в ту сторону, где Симона валяется от смеха.

― Мам, в них марихуана. ― Я вижу, как на лице моей матери отражается ужас. Она расширяет глаза, выкидывает брауни и смотрит на него, а затем тянется за ближайшей выпивкой, которая, так уж вышло, оказывается моим вином, и выпивает ее до дна.

― Ты позволила мне его съесть, ― обвиняет она.

― Технически, ты не спрашивала. Ты просто съела его. ― Я пожимаю плечами. ― Я съела один, и я все еще жива. ― Я сажусь обратно на пол и вновь ложусь. ― Я чувствую себя немного уставшей, как будто проваливаюсь сквозь пол. Это все, что я чувствую.

Симона продолжает смеяться.

Моя мама ахает, как будто ее накрывает осознанием.

― Это делает меня наркошей? Я никогда не принимала наркотики. О боже, что если я стану зависимой?

Симона теряет самообладание. Она бьется в истерике.

― Я уверена, что не станешь, ― говорю я ей, в то время как Симона кричит, все еще находясь в истерике. ― Наркотики ― это плохо, детишки, вы становитесь зависимыми.

Эти слова моя мама говорила нам в детстве.

― Симона, ― кричит мама. Держа в руках бутылку вина, она ложится рядом со мной. ― Пол приятный и холодный.

― Да, ― соглашаюсь я.

― И моя дочь разводится, ― говорит мама.

― Да, ― шепчу я.

― Ты счастлива?

― Прямо сейчас да, ― кричит Симона.

Я смеюсь над ней и поворачиваюсь лицом к маме.

― У меня был лучший секс в моей жизни с человеком, который не является моим мужем, ― говорю я ей. Удивительно, насколько свободомыслящим ты становишься с матерью, когда нет фильтра, который мешал бы тебе говорить.

Она лежит с минуту, прежде чем наконец говорит:

― Здорово, дорогая.

― Да. Правда. Жаль, что он убийца.

― Что, дорогая?

― И он владеет сегс-клубами.

― Ака, секс-клубы для тех, кто не сквернословит, ― кричит Симона.

― Я знаю, что она имела в виду, ― кричит ей в ответ моя мама, и Симона вновь начинает смеяться. ― Он тебе нравится? ― спрашивает она меня.

― И это все, что ты можешь сказать? ― Я шокирована тем, что она так мало встревожилась.

― Ну, у тебя были несчастливые отношения, и я хочу, чтобы теперь ты была счастлива. Не смотря ни на что. Но желательно без наркотиков, пожалуйста.

― Я не принимаю наркотики. ― И тут я вздрагиваю, когда понимаю, что она говорит о брауни. ― Это все из-за Симоны… ― Я улыбаюсь. ― Она плохо на меня влияет. К тому же она спит с Харви, так что, возможно, у тебя все-таки будут внуки.

― Черта с два, ― кричит Симона.

На что мама отвечает:

― В ближайшие два года, пожалуйста, пока я еще могу помогать нянчиться и пока я не начала путешествовать.

― У меня не будет детей, ― отвечает Симона.

― Конечно, нет. ― Я улыбаюсь, когда в дверь вновь стучат.

― Боже, эта дверь когда-нибудь заткнется? ― ворчит Симона, вставая с дивана, чтобы ответить на непрекращающийся шум.

Когда она открывает дверь, я поднимаю голову.

Там стоит Джейк.

И его взгляд на мне.

ГЛАВА 23 ДЖЕЙК

Самым разумным кажется держаться подальше.

Но по какой-то глупой причине меня продолжает тянуть к ней. Как будто кто-то накинул петлю на мою шею и затягивает ее все туже, пока я не окажусь с ней или рядом с ней и не смогу наконец вздохнуть.

Кто, блядь, так думает о женщине?

Вот почему ублюдки женятся, из-за этих дебильных чувств.

Ориане нравится говорить мне, чтобы я ушел и потерял ее номер. Но в каждую нашу встречу я знаю, что она чувствует ту же самую хрень, что и я. Какие-то поганые чувства.

― Кто это? ― спрашивает женщина, лежащая рядом с Орианой. Ее подруга оставляет дверь открытой, и я вхожу. Ориана отворачивается от меня и смотрит в потолок.

― Разве ты не должен… ну, не знаю, делать другую счастливой? ― говорит она.

― Ты имеешь в виду… заставлять ее кончать? ― самодовольно говорю я.

Она взмахивает рукой в воздухе.

― Да, это. ― Все стихает, прежде чем она произносит. ― Я же сказала потерять мой номер.

― Похоже, меня все время тянет к тебе, но когда ты это сказала, ты не говорила, что я не могу прийти, ― говорю я ей. ― Я скоро уезжаю в Италию. Не хочешь составить мне компанию?