Поцелуйте невесту, милорд!

И никаких признаков могильного камня. Не обнаружив его на городском кладбище, Джеймс решил, что Стюарта похоронили на этом утесе. Преподобный Пек не мог сказать ничего вразумительного относительно местонахождения останков своего помощника, утверждая, что во время эпидемии тифа умерло столько народу, что вести учет, кто где похоронен, не представлялось возможным. Когда число смертей достигло полудюжины за сутки, пришлось перейти на массовые захоронения, но Джеймс был уверен, что Эмма никогда бы не согласилась, чтобы ее муж покоился в братской могиле. Что ж, и на том спасибо. Единственное утешение среди множества неприятностей, с которыми он столкнулся в этом невероятном путешествии.

Итак, что же ему теперь, во имя Господа, делать? Все его планы пошли прахом в тот самый миг, когда сквозь пелену дождя он разглядел в доме Эмму, а придумать что-либо путное за те несколько секунд, что он шагал от катафалка до ее порога, не в силах даже Джеймс Марбери. Впрочем, ему не понадобилось много времени, чтобы сообразить, что его миссия по доставке останков Стюарта в родные пенаты, похоже, обречена на провал.

Зато вместо нее замаячила другая задача, куда более важная и — в буквальном смысле этого слова — животрепещущая. И Джеймс был полон решимости довести ее до успешного конца.

Эмма в отличие от графа не терзалась сомнениями. Совсем наоборот. У нее возникло ощущение, что дела наконец-то пошли на лад. Граф не только не задал ей ни единого вопроса о смерти Стюарта, но даже позволил занять место лицом вперед, расположившись на скамье напротив. Эмма терпеть не могла ехать спиной к движению.

Но, как и следовало ожидать, ее везение не продлилось долго. Когда колеса катафалка провалились в особенно глубокую рытвину, граф Денем подался вперед, чуть не свалившись с сиденья. На мгновение Эмме даже показалось, что он рухнет ей прямо на колени, хотя почему это ее так взволновало, она не могла бы сказать. Видимо, из-за его габаритов: падение такого крупного мужчины могло причинить ей серьезные увечья.

К счастью, Джеймс вовремя оценил обстановку и удержался на своем месте. Откинувшись назад, он прочнее угнездился на жесткой скамье и с достоинством произнес.

— Прошу прощения, Эмма.

Эмма, наблюдавшая за ним сквозь полуопущенные ресницы — чтобы он не заметил, — сдержанно кивнула. До сих пор ей удавалось изображать холодность, хотя, признаться, от одного взгляда на Джеймса у нее учащался пульс. Должно быть, потому, что один его вид приводит ее в бешенство.

— Все в порядке, — сказала она со всей беспечностью, которую могла изобразить. — Высадите меня возле школы, а потом мистер Мерфи отвезет вас на пристань. — И одарила его улыбкой, сладкой, как нектар с Девонширских лугов.

Джеймс не сомневался, что от него пытаются избавиться, не прибегая, разумеется, к откровенной грубости, и готов был признать, что у Эммы есть причины не испытывать особой радости от его визита. Их последняя встреча состоялась при не слишком благоприятных обстоятельствах. Собственно, когда они в последний раз виделись, он крепко смазал по физиономии ее нареченного.

Но Джеймс Марбери не из тех, кого можно вот так запросто отправить восвояси. И пора бы ей это понять.

— Должен заметить, я весьма удивлен, Эмма, что ты до сих пор живешь здесь, — сказал он. — Когда мы с матушкой получили твое письмо, то решили, что ты в Лондоне.

На кончике языка у Эммы вертелся вопрос, где, по его мнению, она могла бы жить в Лондоне, учитывая, что семья от нее отказалась, оставив без гроша, о чем Джеймсу было доподлинно известно. Но она сумела сдержаться и вместо этого произнесла с неподражаемым, как ей казалось, спокойствием:

— Неужели?

— Я думал, — пояснил Джеймс, — что ты вернулась домой, к дяде и тете.

Глаза Эммы сузились, но, к сожалению, Джеймс, созерцавший окрестности через треснувшее окошко, не заметил ее гнева. Но видимо, уловил сердитые нотки в ее голосе, когда она произнесла сдержанно:

— Вы, сэр, лучше всех должны знать, что у меня больше нет ни дома, ни семьи.

Джеймс смерил ее пристальным взглядом и нахмурился.

— Эмма, — сурово начал он, — не нужно винить меня в том, что я поставил твоих опекунов в известность относительно ваших со Стюартом намерений. Пойми, ты была слишком молода…

Глаза Эммы возмущенно округлились.

— Во-первых, я была не так уж молода, а во-вторых, не могу поверить, что вы по-прежнему настаиваете…

Джеймс поднял затянутую в перчатку руку, пресекая поток ее слов.

— А я не могу поверить, — произнес он с мягким укором, — что ты до сих пор не простила своих родных за то, что они не одобрили ваш брак. Надеюсь, теперь-то ты видишь, что со стороны Стюарта было верхом безрассудства жениться на тебе, имея столь неопределенные виды на будущее. У него не было ни гроша за душой. Вполне понятно, что твоя семья не могла приветствовать подобный союз. Но разве ты не понимаешь, что они будут рады твоему возвращению? Уверен, они сходят с ума от беспокойства.