Мы попрощались, договорились созвониться и обсудить наши решения. Обратная дорога к электричке была быстрее и приятнее. Когда я зашёл на платформу, плейлист с Овсянкиным кончился. На встречу мне шла Аня Бойко, моя старая подруга, с которой мы давно не общались. У неё были рыжие крашеные волосы, прикольные, но её накаченные губы мне хотелось проткнуть иголкой. Ужасно. Но я был рад её видеть и счёл эту случайную встречу за добрый знак. Пока ехали, болтали. Хотелось поговорить о многом, но я был спокоен, мы не успели бы это сделать, к тому же мы были трезвы и стояли в электричке. Она живет недалеко от моего дома, а мы не виделись больше года, потому что у неё появился новый парень, который, видимо, не одобряет её общение с другими типами. Но возможно есть и другие причины. Наверно, всё вместе. Ну и ладно.
Я пришёл домой, было тихо. Я был один. Положил себе картошку и рыбу, поел и лёг писать этот текст.
– Твоя жизнь в моих руках, – сказала она, положив руку на место, которое принято считать мужским началом или мужским концом.
– Да и хуй с ней, – ответил я.
Она шутливо замахнулась ладонью на хуй, имитируя попытку удара.
Моей жизни ничего не угрожало. Это не было бы больно. Белая жидкость вырабатывается в яйцах. Там и находится центр боли. Частично она уже была спущена в латекс. Теперь её место в целлофановом пакете мусорного ведра. Стало спокойнее. Стало легче. Но это на время. Боль перестаёт вырабатываться исключительно после смерти. Да и, как я уже говорил, хуй с ней.
Возник внезапный порыв написать что-то сюда. Я читал книгу, и потерял концентрацию из-за того, что мои, пока что, бесформенные мысли потребовали выхлопа. Я не мог этому не подчиниться. Написать стих? Не сейчас. Мне нужно завернуть своё настроение в более свободную форму, которой будет максимально органичен поток сознания.
Я болею, но сегодня мне несколько лучше, хотя мозг попрежнему болит от высмаркивания соплей, как будто вместе с ними вытягивается и серое вещество. Сегодня не так жарко в комнате, я чувствую свежий воздух. Весенний. Я даже чувствую запах, свойственный этому времени года. Сразу почему-то вспоминаю приятное состояние. Нет конкретных воспоминаний. Я просто ловлю флешбеки хорошего настроения, в котором ютится надежда на воскресение, на воскрешение мира после его омертвления. Хочется уже апреля или мая. Когда я останусь один в квартире. Когда пройдёт день рождения. Скоро. Тошно от того, что опять явится напоминание о прошедшем годе.
Что-то ещё я хотел сказать… Но упустил мысль, когда перечитывал и редактировал текст. Наверное, этого делать не нужно. Редактировать. Этот шум. Меня очень раздражает шум, когда я пытаюсь подумать. Подумать только, почему так сложно сосредоточиться, когда это так надо. Каждый звук производит взрыв в голове, а тишина своим ультразвуком разрезает её пополам. Хотя какая тут тишина, если у меня открыто окно. Я вспомнил про неё просто так, как о противопоставлении. Какая может быть тишина, если я чувствую свежий воздух. Весенний. И снова я начинаю думать о смерти. Как же это легко, когда целыми днями сидишь дома, когда теперь есть веский повод остаться на месте из-за болезни. Я бы хотел болеть несколько вечностей, чтобы как можно дольше иметь повод для бесполезности существования в обществе. Для социального бездействия, точнее минимуму действий. Мне кажется, у меня это может получиться. В этом плане я вполне способный парень.
И всё же. Настроение у меня сегодня хорошее. На завтрак была овсянка и два бутерброда с сыром на поджаренном в тостере хлебом. Было вкусно.