Девушка выпрямилась, отчего по её бледному телу и длиннющим чёрным волосам побежали струи воды прямо на пол. Если бы я был обычным человеком, то моя женщина устроила бы мне взбучку за непотребство на потолке, голую девку на кухне, хлещущую воду из-под крана, как с глубочайшего похмелья. Вот, только моя женщина тоже была необычным человеком, и её не волновал этот ходячий труп, постоянно гундящий о жизни после смерти, при этом записанный для конспирации как моя племянница. А хрень на потолке, похоже, кроме меня никого сильно не напрягала, ни Александру, ни деда Семёна, ни тем более Оксану. Даже Ангелина не удостаивала призрачную вирусную базу взглядом, лишь изредка отмечая интересные новинки.
– Оксан, – раздражённо заговорил я, – мне даже Ольху удалось к одежде приучить, а ты что, хуже, что ли?
– Вот только не начинай. Я нежить, мне простительно.
– И посыльных встречать нагишом? И гостей тоже?
– Да ладно тебе. У тебя все гости либо нелюди, либо нежить, либо чародеи. Ни одного нормального человека. Нашёл, кого удивлять. Один раз даже польза была.
– Тебя мама не учила, что ли?
– Не трогай мою жизнь, – сухо вспыхнула навья, – я мертва. Родителей не помню. Меня изнасиловали, утопили связанную и сделали нежитью, не начинай.
Я вздохнул, вспомнив случай, произошедший, когда мы во время ремонта в городке жили на съёмной квартире. Тогда к нам пришли свидетели Иеговы проповедовать. Надо было видеть их лица, когда дверь открыла обнажённая, бледная и худая девушка. С длинных, до самого пола, чёрных волос текли струи воды, на непрошенных гостей смотрели белесые выцветшие глаза, немигающие как у змеи, а в коридоре с потолка на них уставилась сотня очей растёкшегося там Мягкой Тьмы. Один из свидетелей, заикаясь, спросил воды. Оксана отжала волосы на бетон лестничного пролёта и спросила, мол, хватит утопиться? Кажется, один из этих сектантов ноги сломал, убегая по лестнице.
Я снова толкнул вилку, а потом увидел ещё одно действующее лицо. Ольха, находящаяся сейчас в облике человека, подскочила к столу и с широкой улыбкой пододвинула мою тарелку к себе. Она поджала губу, рассматривая мой расползающийся ужин, а потом схватила кусок говядины и стала чавкать им с огромным аппетитом. Конечно, всё, что творилось с едой, было хорошим мороком, реалистичным на вкус, по запаху и на ощупь, но желание поесть отбивало сразу. Зрелище того, как ребёнок уплетает кусок заплесневелого мяса, заставил поморщиться. Лесавка доела мою пайку и оглядела стол в поисках ещё чего-нибудь вкусного, а не найдя, так же беззаботно убежала восвояси.
Зато проявился из воздуха дед Семён. Домовой деловито осмотрел кухню, а потом выставил вперёд правую руку и зажмурил левый глаз. Он развёл большой и указательный пальцы, измеряя что-то, понятное только ему.
– Дед, ты хотя бы скажи этой нудистке, чтоб не ходила в чём мать родила.
– Я хожу, в чём умерла. Я… – возразила Оксана.
– Да, я помню. Уже сто тысяч раз слышал. Надоело. Хотя бы саван накинь, – скорчил я мученическую физиономию, стараясь не опускать глаза ниже подбородка навьи.
Но глаза сами пробежались по двум бледным грудям второго размера с сосками такого цвета, какой бывает у людей, до посинения плескающихся в ледяной воде. Взор поднялся выше и остановился на совершенно белом шраме под левой ключицей, оставшемся от поражения серебряной пулей. Раны от обычного оружия на ней заживают без следа, и только эта напоминает о тех днях, когда закрыл собой удочерённую русалку от выстрелов снайпера.
– Саван в стирке.
– Он у тебя всегда стирке. У тебя их десять штук на все случаи, и ни один не используешь. Всё лежат стопочками с бирками, по какому поводу они предназначены.
Несмотря на довольно привлекательную фигуру утопленницы, распускать руки чревато. Александра, как экстрасенс высшего порядка, за сто километров почует мои поползновения и сразу позвонит на сотовый телефон, дабы, вежливо стиснув зубы, напомнить о себе. Если другая девушка попробует обратить на меня внимание, то порча лёгкого типа, например, со слабительным эффектом, конкурентке гарантирована.
Оксана же действительно труп, и потому не проявляет никаких сексуальных рефлексов, исключая повод для ревности и скандалов. В моей команде, как известно, были ещё две совершеннолетние особи женского пола, но Света сосредоточила своё внимание на Сорокине, а Ангелина мужчинами не интересуется в принципе. Для неё мы все просто приматы.
– Дед, – повторно обратился я к домовому, – повлияй.
– Некогда мне, – ответил старец. – Я к переезду готовлюсь.
– К какому?
– За город.
– Дед, во-первых, там ещё не построили, а во-вторых, я роту не набрал.
– Во-первых, построят, а во-вторых, я тебе не домовой более, если не поторопишься, – насупившись, ответил дед Семён.
– Дед, чего я не понял?
– Я бумаги сам глянул. Ты там вслух не дочитал малость, – отозвался домовой, не поворачивая ко мне головы.
– Они в сейфе. И зачарованы от подсматривания, – повысил я голос.
– Да ладно тебе. Мы с Ангелиной вскрыли. У неё все твои пароли есть и ключи от заклинаний.
– Да чтоб вас, – выругался я.