Повелитель

Квазим опустился на колени у кровати, не обращая внимания на то, что стоит на осколках разбитой стеклянной вазы, в которой раньше был маленький букетик мимозы и цветков апельсина. Бастет повела себя более предусмотрительно и села возле него на чистое место на коврике, склонив голову в знак траура. Никто из них не смотрел на окоченевшее тело Рен: Квазим – потому что не мог видеть, как великолепные локоны любимой туго стягивают ее шею, а Бастет – потому что она видела саму казнь.

Квазим испытывал и отчаяние, и опустошенность. Он ощущал гнев, бессильную ярость из-за того, что Гофимбель обнаружил Рен и убил ее и ребенка из чувства мести. Но хобгоблина мучило и нечто другое – это была глубокая печаль. Он ощущал безмерную потерю, и это чувство не имело отношения к крушению его амбициозных планов.

Квазим не мог до конца в этом разобраться. Его привязанность к Рен казалась неразумной и неожиданной для него самого, но это чувство было настоящим. Это было не примитивное легкомысленное физическое желание, когда предмет вожделения легко заменить кем-то другим. Квазим никогда не испытывал низких и пустых желаний. В этом отношении он больше походил на человека, чем на гоблина.

Да, Квазим переживал из-за краха своих амбиций, но большие страдания ему доставляло другое.

Хотя он и сделал все возможное, чтобы защитить свою любовницу и их будущего ребенка от Гофимбеля, этого оказалось недостаточно. Рен и еще не родившийся ребенок умерли из-за Квазима – по сути, это были военные потери, но непреднамеренные. Рен не следовало подставлять под огонь. Поэтому Квазим ощущал острое чувство вины: он этого не хотел, но так случилось. Это тоже было реакцией скорее человека, чем гоблина.

Но, в отличие от человека, Квазим не мог плакать. Хобгоблинов создали, не наделив их способностью проливать слезы, и он никак не ожидал, что ему это когда-нибудь понадобится. В конце концов, слезы ничего не могли исправить. Они не способны изменить судьбу и смягчить жестокие сердца. Слезы не могут воскресить мертвых или исцелить больных. Тогда зачем же хобгоблинам проявлять столь очевидную слабость? Короля-гоблина заботило лишь то, что отсутствие способности плакать не давало пробудиться чувствам, дремавшим в глубине души Квазима. Солдаты короля не должны ничего чувствовать, не должны ощущать свою слабость.

Но Гофимбель допустил какую-то ошибку в своих расчетах, и внутренне Квазим рыдал. Всем сердцем – если оно у него было – он молил Рен о прощении.

Конечно, ответа не последовало. Она ушла на тот свет, туда, откуда возврата нет, и уже невозможно было что-то исправить. Мертвым безразлично, смогут ли живые искупить свою вину. Квазим хорошо это усвоил, будучи в руках Гофимбеля. Внезапно он до конца осознал свою потерю: у него не будет общего будущего с Рен. У них никогда не родятся дети.

Гофимбель останется королем.

Хобгоблины так и будут рабами.

– Я потерпел поражение, Рен. – Эти слова были как нож в горло.

Осознание случившегося стало мучительным. Оно наполнило хобгоблина… горем. Да, горем. Он ощущал именно это чувство.

Квазим рассеянно протянул руку к Бастет. Черная кошка разрешила к себе прикоснуться. Она ненавидела гоблинов, ведь они были проклятием кошачьего рода. Но Квазим был не таким, как другие. Сам отчасти животное, он хорошо понимал Бастет. Кошка не понимала Рен, но полуженщина-полугоблин принадлежала Квазиму, поэтому Бастет оставалась с ней в изгнании. Она не покинула хозяйку даже когда та умирала.

– Я чувствую запах мимозы и цветов апельсина, – вдруг грустно промолвил Квазим. – Рен обожала эти растения. Это были ее любимые цветы.

Кошка посмотрела в сторону окна с опущенными жалюзи.

Квазим повернул голову вслед за ее пристальным взглядом и поднялся на ноги. Он подошел к окну. Легкий ветерок пытался пробиться сквозь щели жалюзи. Хобгоблин широко раскрыл ставни. Высунувшись из окна и вдохнув прохладный утренний воздух, он сорвал несколько цветущих веток. Не зная, что с ними делать, он машинально отнес их к кровати. Бастет встала на задние лапы и поскребла передней лапой покрывало. Поняв ее намек, Квазим с огромной нежностью положил сорванные ветви на маленькое тело Рен, смягчая мрачную картину смерти и создавая видимость, будто его возлюбленная просто уснула в беседке среди цветущего сада. Этот жест помог ему чувствовать себя немного лучше.

Внизу хлопнула дверь. Бастет громко зашипела, словно о чем-то предупреждая, а потом резко выпрыгнула в открытое окно. Только к двум существам кошка испытывала непреодолимое отвращение – это были гоблины и королева Мэбигон. Квазим никогда не знал точно, беспокоила ли черную кошку сама королева Сил Тьмы или ее постоянный с путник, прожорливый гаргойль.

Не зная, чего ожидать, и в данный момент действительно не придавая этому значения, Квазим повернулся к двери и замер.