Повелитель блох

А как же тогда открывать? Сам он заговор снять нипочем не сумеет. Отвезти шкатулку в столицу, там найдутся старые друзья, помогут. Зарик дернул плечом. К друзьям только и идти за помощью, помогли уже однажды. Если бы не они, спал бы он сейчас под собственным одеялом в собственном доме, а не вертелся бы на охапке соломы в сарае дядюшки Корадо. А что с ним сделала собственная жена, об этом лучше вообще не вспоминать. Нет уж, хватит! Лучший друг человека — он сам.

Так что с кладом этим сначала надо самому попробовать, а уж потом, если не получится, искать знающего человека. Хотя почему не получится? Шкатулочка ему в руки легко далась, а ведь заговоры на клад такие строгие бывают, не то что без рук, без головы можно остаться. А она вроде как довольна, что Зарик ее нашел, теплеет, когда он в руки ее берет, цвет меняет. Словно кошка мурлыкает. Точно, должна открыться.

— Зарик! Кончай спать, бездельник! — Да, дядюшка Корадо, это тебе не жена. У нее будить гораздо нежнее получалось. — Каша на столе, быстро ешь и за работу. Сегодня с колодцем надо закончить.

— Иду, иду. — Зарик натянул рубаху, снова бережно опустил шкатулку за пазуху и, потягиваясь, вышел из сарая.

Во время плотного завтрака оба молчали — дядюшка Корадо только покосился на торчащую на животе работника рубаху и нахмурился, а Зарик вовсе ни на что не обращал внимания, думал только о том, как будет открывать чудесную шкатулку. Потом так же молча направились во двор, к колодцу. Зарик работал, как обычно, но то ли сил у него после вчерашней находки прибавилось, то ли пошел рыхлый пласт, только за час он сделал столько же, сколько вчера за три.

Вскоре появилась вода, и дядюшка Корадо заметно повеселел. Он вслух начал прикидывать, кого из мастеров позовет выкладывать камнем стенки колодца, да из чего лучше будет сделать навес, и когда новый колодец можно будет считать окончательно готовым. Зарик, не слушая его рассуждений, подавал наверх тяжелые ведра с мокрой землей и думал о своем. Счастливая улыбка не сходила с его лица.

Наконец основная работа была выполнена, теперь дело было за каменщиком. Зарик вылез на солнечный свет, как он вчера и рассчитал, почти в полдень. Дальше все было как в сказке, не иначе шкатулочка удачу приносила. Довольный хозяин велел Зарику идти мыться и даже дал большой кусок мыла. Не такого, конечно, каким моются важные господа, цветного и с душистым запахом, а обыкновенный брусок серого, самодельного. Но и это было прекрасно. Зарик не только помылся, но и выстирал рубаху и штаны, использовав почти треть куска, а Корадо даже бровью не повел. Честно расплатился, отдав оговоренные две медные монеты, а потом, хотя и не обязан был уже, позвал обедать, и Зарик наелся впрок, до отвала. Все-таки не зря молва говорит, славный он человек, дядюшка Корадо, жаль, что ему постоянный работник не нужен. Хотя сейчас, даже если бы ему и предложили, Зарик бы не остался. У него была шкатулка, и хотелось поскорее уйти подальше от любопытных глаз, чтобы наконец попробовать открыть ее. Зарик вежливо распрощался и бодрым шагом двинулся в степь.

— Нет, я не понимаю, чего ты за нами увязался? — допытывался Джузеппе у Ганца.

Тот пожал плечами, поднял голову, сощурившись, посмотрел на небо, сказал как бы сам себе, в пространство:

— Интересно, все магистры истинной магии такие занудные?

— Все. Зачем ты поехал с нами?

— Слушай, Джузеппе, я ведь уже десяток разных причин назвал. Неужели ни одна тебя не устроила?

— Чтобы меня устроила та ахинея, которую ты нес? — небрежно отмахнулся Джузеппе. — Про свое одиночество на постоялом дворе; про надежду, что мы заключим с тобой выгодный контракт; про любопытство, которое всю жизнь толкает тебя на необдуманные поступки; про то, что тебя в детстве сглазили и ты больше недели не можешь на одном месте оставаться…

— А вот это было, по-моему, очень мило, — вставил Ганц, с удовлетворением кивавший головой, пока Джузеппе, загибая пальцы, перечислял предоставленные им объяснения, — я бы сказал, маленький шедевр. И зря ты не захотел слушать про ведьму, которая меня сглазила. Она, кстати, действительно жила в нашей деревне, милейшая была женщина. И даже огромная бородавка, которая выросла у нее…

— Ганц, я задаю тебе простой вопрос целое утро и не могу добиться ответа! Зачем ты поехал с нами?

— Ладно. — Бывший убийца старательно наморщил лоб и стиснул зубы, изображая напряженную работу мысли. Через пару секунд лицо его просветлело, и он вопросительно взглянул на Джузеппе: — А если я скажу, что влюбился в Арру и поехал, чтобы быть к ней поближе, ты поверишь?

— Нет!

— А если скажу, что влюбился в тебя? — взгляд Ганца, устремленный на магистра, оставался простодушно-наивным.

Джузеппе едва не выпалил соответствующий случаю ответ, но в последнюю секунду сдержался, только голос его стал таким же сиплым, как у Ганца:

— Нет! И перестань придумывать все эти дикие объяснения. Мне нужна всего лишь правда!

— Так разве я против? Я же только одну чистую правду и говорю! Тебе только и остается, что выбрать ту, которая больше понравится, в чем дело, господин Трио?