Несколько дней спустя я заканчивал работу в своем кабинете в преподавательском корпусе, где на трех этажах разместились кабинеты и спальные места всех учителей коллегии. Решил пройтись перед утренней трапезой. Когда же спускался по узенькой винтовой лестнице в центре корпуса, мне на встречу прибежала запыхавшаяся Эолина.
— Адда… Адда больна! — сказала она и оперлась на перила, переводя дух.
— Менестерион уже был у нее? — обеспокоенно спросил я.
— Первым делом я позвала его, а потом побежала сообщить вам.
В сопровождении Эолины, я пошел в здание коллегии.
Поднимаясь по лестнице мимо библиотеки наверх, мы оказались возле дверей в мои бывшие покои. Я постучал. После судорожного кашля послышался голос Адды: «Входите!». Мы прошли за стеллажи, заставленные книгами, туда, где находилась кровать.
Адда, бледная с блестящими глазами, лежала в постели, укутанная теплым одеялом. Около постели сидел Менестерион (преподаватель школы Защиты), сгорбленный доброжелательный старичок, лучший лекарь в коллегии. Он был в своем зеленом кафтане с золотой расшивкой и множеством заплаток. В его лысине отражались танцующие языки пламени факелов.
— Как ты? — спросил я у Адды и подошел к Менестериону.
— Все со мной в порядке! Только сильный кашель, — ответила она и сильно раскашлялась.
— Госпожа Адда, вам нужен покой, — обратился Менестерион сначала к Адде, а потом развернулся ко мне. — Соворус, я как раз хотел идти к тебе. У госпожи Адды сильный кашель, как ты уже заметил, и жар. Я дал необходимые настойки и рассказал, какие необходимо заваривать травы.
Я хотел поблагодарить Менестериона, но тут сильный кашель разразил и меня.
— Да уж… Прогулки на лютом холоде до добра не доводят, — заметил он.
— За меня не беспокойся, Менестерион. Что может быть с Аддой? — обеспокоенно спросил я и направился к рабочему столу.
— Пока ничего определенного сказать не могу, Соворус. — ответил из-за стеллажей Менестерион, а затем его голос стал слышен как из-за спины. — Если через несколько дней станет хуже, я буду делать выводы.
Обернувшись, я увидел, что Менестерион направился к выходу.
— Госпожа Адда, покой и только покой. Пейте то, что я рассказал, и старайтесь быть только в тепле, — сказал он и жестом попросил подойти меня ближе.
— Хорошо, Менестерион. Спасибо вам! — ответила Адда.
— Что случилось? — спросил я шепотом, подойдя к двери.
— Я магически осмотрел Адду… И… В общем… я не знаю что это за болезнь, — шепотом говорил он исподлобья.
— Что значит «не знаешь»?! — громко, чуть ли не крикнул, ответил я, что вызвало любопытство Эолины.
— Что-то случилось? — спросила она, выйдя из-за стеллажей.
Мы, спокойно ответив ей, что ничего не произошло, вышли из покоев.
Разговор наш продолжился только у Круга обучения. Менестерион остановился возле скамеек в некой задумчивости.
— Я не знаю, чем больна госпожа Адда! — ответил он и присел на скамью, сгорбившись. — Это ни чахотка, ни лихорадка, ни любое другое известное мне заболевание с таким проявлением жара и кашля.
— Ты уверен, что это не разновидность чахотки? — рассудил я и присел рядом.
— Уверен! Она переволновалась: испугалась, что сын был в лаборатории. Потом выбежала на холод… Я буду следить за ходом болезни, Соворус. Но ничего обещать не могу…
— Хорошо, Менестерион… — ответил я, задумавшись. — Я благодарен тебе за помощь! — я встал со скамьи и направился к дверям.
***
321-ого года в начале месяца Солнцеворота поздним вечером я и Дерек сидели подле кровати Адды. Она бледная, словно свежий чистый белоснежный снег, выпавший в самый разгар зимы, лежала под одеялом. Языки пламени свечей и факелов танцевали свой замысловатый танец. Истерический кашель разбивал смертельную тишину. Адде с каждым днем после взрыва становилось хуже. Только на один день к ней вернулись силы: она стала прибираться, заниматься с детьми, а потом упала в обморок.
Дерек со страхом на лице, с трясущимися руками поил мать в перерывах между приступами кашля с кровью. Она позвала нас, чтобы мы посидели с ней всю ночь. Но я понимал, что не только за этим. Дерек не должен был этого видеть, он был еще юн, наивен. С некой надеждой он всматривался в пьющую настой мать и ждал, что он вернет ее на ноги.
Я тоже не терял надежду: водил руками над Аддой чтобы хотя бы попытаться излечить неизвестную болезнь. Но магия была не всесильной. Адда, после очередного приступа кашля, легла на подушку, я протер платком капли крови по краям некогда алых губ. Лицо ее было чуть теплым. Она ничего не говорила, устало водила глазами от меня к Дереку и обратно ко мне. Смотря на Дерека, она улыбалась, но на глазах проступали слезы.
Наступила ночь. Я стоял возле окна и любовался взошедшей Ан. Она подходила к своей полной фазе. Серые, практически черные облака плыли по небу и закрывали ее свет, который все равно прорезался сквозь них. Двор коллегии был пуст. Нетающий снег лежал во дворе и стенах коллегии. Статуя Тарсана одиноко темным силуэтом возвышалась во дворе. Колдрамм спал. Все те же нахохлившиеся домики стояли друг напротив друга.