Они решили, что это снег виной такому внезапному наплыву, и страх перед солдатами из отряда снабжения. Этот сброд уж всяко должен был привезти с собой достаточно припасов, чтобы их хватило гарнизону. Если здесь кто-то и будет голодать, то уж точно не эм Дорфар.
В тот день Яннул вернулся в дом Йир-Дакана, а два желтоволосых слуги ехали за ним следом с сумками с драгоценными камнями. Оммосец жадно осмотрел сокровища. Он пробежал жирными пальцами по грудям статуи Анакир, но их холодность, похоже, вызвала у него отвращение.
— Камешков маловато, — подвел он итог, — но Она… Она — нечто стоящее.
— Киос тоже согласится с этим, — ответил ланец.
— И когда же твой хозяин ждет тебя?
— Не раньше весенней оттепели, когда Снега сойдут. Кроме того, там могут оказаться еще кое-какие вещички, на которые мне удастся наложить руки — на дне всех этих повозок, приехавших в город.
— Не забудь, что это я помог тебе, ланец.
— О, господин Дакан, в этом вы можете быть совершенно уверены.
В городе, укрытом снегами, время остановилось.
В надевших белые шапки развалинах повозки грудились вокруг пылающих в каменных кругах костров. Дымков в городе стало больше, поскольку теперь дорфарианцы редко тревожили ночную тьму. Стужа Равнин была для них слишком невыносимой. Кроме того, они впали в уныние, закованные в этой тюрьме вместе со своими пленниками, и на некоторое время недовольство лишило их радости от их садистских развлечений.
Настала ночь, и небо пронзили стальные звезды.
Комендантский час уже давно был объявлен, но ночную неподвижность вдруг нарушило какое-то движение. Это был какой-то сгусток тьмы, словно призрак; стараясь держаться подальше от маршрутов дорфарианских патрулей, он в конце концов скользнул на темное крыльцо орванова дома, и его разум, точно мерцающее лезвие, проник сквозь древние каменные стены.
Вышедший вскоре Орван проводил силуэт в верхнюю комнату, где теперь был разведен небольшой огонь. Беспокойные отблески пламени упали на костяные углы рук, шарахнувшись от скрытого под капюшоном лица. Это был жрец.
— Ральднор, — позвал Орван.
Под черным капюшоном полыхнули искры — глаза жреца устремились к фигуре, сидевшей прямо перед ним, столь же темной и загадочной, как и он сам.
— Ты зовешь этого человека Ральднором, — негромко сказал жрец, — который объявил себя нашим королем.
Фигура заговорила.
— Назови любого человека королем — это не изменит его. Назови короля любым другим названием — он все так же останется королем.
— Я разговариваю с тобой из уст в уста, — сказал жрец, — потому что твой разум слишком выразителен и передает слишком многое. Ты заронил мысль и пробудил змею в сознании нашего народа. Они никогда не видели тебя, но для них ты миф, полукороль-полубог. Я не собираюсь оспаривать ничто из этого. Равно как и образ другой страны, который дошел и до меня по цепочке, что протянулась от твоего разума. Все эти века наша раса была пассивной, покорной, скорее подчиняющейся законам войны, чем соблюдающей их. Мы столетиями склонялись под пятой Висов, попиравшей нас. Эта пята давила нас, но научила нас терпению. Ты раскрыл нашу тайну — змею, дремлющую в наших душах. Этой абстрактной, но совершенной мыслью ты внушил нам, ты сказал вот что: кто больше терпел, тот более закален, кто больше страдал, тот может достичь большего. Кто преодолел себя, может одолеть и других. Кто владеет говорящим разумом, не должен склоняться под игом глухих, слепых и немых. Ты подарил нам достоинство. Это оно было той нерожденной змеей в нашем сердце. Ты разбил то яйцо, где дремала эта змея, ты пробудил нас. Но это обоюдоострый меч. После того, как ты научил нас быть жестокими, сумеешь ли ты вовремя научить нас снова стать кроткими, вновь уместить нас в разбитой скорлупе и запечатать ее, прежде чем мы начнем грызть друг друга?
— Нужно жить настоящим, — сказал ему голос, — а не прошлым и не будущим. Если мы не пробудимся сейчас, то будем истреблены навеки. Те, кто спят, будут убиты во сне. Коса Амрека скосит всех без разбору.
— Ты — дитя обоих наших народов. Это очень заметно.
— Я — та амальгама, которая в конце концов должна была появиться, — отозвался голос. — Эпоха породила и меня, и Амрека, черного тирана. Мы — порождения судеб каждый своего народа. И ничего более.
— Те, кто называли себя твоими глашатаями, вызвали нас сюда с Бестеневых Равнин. Они сказали, что сегодня ночью ты будешь говорить с нами и твой разум войдет в сознание каждого из Народа Равнин в этом городе. Ты действительно можешь это сделать? Я тоже почувствовал, что это так.
Уголь внезапно вспыхнул ярким пламенем, на миг выхватив из тьмы лицо, казавшееся отлитым из темного металла, и два горящих глаза из странно бесцветного ледяного золота. Казалось, за этими глазами нет души. Одна лишь решимость, одна только сила.
Воистину, подумал жрец, ты больше не человек.
«Я — перчатка на руке богини», — пришел ответ, и разум жреца затопила ужасающая насмешливость. Он опустился перед огнем и стал ждать.