Повелитель гроз. Анакир. Белая змея

Когда дождь утих, он пошел по этому лесу, не особо разбирая, куда идет. Иногда он трогал заинтересовавшие его деревья, иногда с таким же любопытством ощупывал свое лицо. На его руках сохранились обрывки цепей — при ходьбе они позвякивали, но никак не стесняли движений. Безумец не пытался осмыслить происходящее. Как вывороченный шест разорвал и размотал его цепи, так же бездумно и сам человек завершил это дело, вываливаясь из-под брюха огромной твари. Связующие звенья уже подались, и все, что ему оставалось — выпутаться из них, как он выпутывался из лиан, свисающих с деревьев.

В числе прочего человек позабыл и про закорианцев.

Рдеющее послегрозовое солнце клонилось к закату за левым плечом человека, но он не замечал этого. Черные обезьяны с мордочками, похожими на белых бабочек, наблюдали за ним с высоты в шестьдесят футов из своего укрытия в ветвях. Безумцу же виделась то маска, наполовину черная, наполовину белая, то человек с черными роскошными волосами, то черная жемчужина.

Затем рядом появилась какая-то особенная тень, очень длинная и плотная. Безумец не распознал ее как следует, но почувствовал что-то знакомое.

Это был палюторвус. Он как-то освободился от мешка на голове и теперь брел меж деревьев, пощипывая сочные листья. Слишком долго пробывший в неволе у людей, он чувствовал себя потерянным и печально вздыхал.

Увидев перед собой знакомое небольшое создание, зверь направился к нему, ожидая привычного руководства — плети или лакомства. Он был приучен возить на себе людей, и даже сейчас, страдая от многочисленных ожогов, привычно опустился на колени. Человек не спешил залезать на него, просто стоял рядом и трогал зверя, но потом все же вскарабкался на широкую спину, цепляясь за лианы, чтобы помочь себе.

Палюторвус поднялся, успокоенный и удовлетворенный.

Какое-то непроизвольное движение человека было принято за приказ, и животное тронулось с места.

Сидя на спине первобытной твари, безумец задремал, и сны его состояли из такой же мозаики. А джунгли вокруг были полны луной.

Дни и ночи сменяли друг друга.

Палюторвус все шел и шел вперед, иногда останавливаясь, чтобы пожевать листьев. Безумец тоже ел листья и траву. Одни были ароматными и вкусными, другие — вонючими или горькими, и такие он выплевывал.

Он видел змею, словно покрытую голубой эмалью, обвившуюся вокруг темно-синего дерева. Он видел солнце и думал, что это ребенок, у которого есть крылья. Ночами он глядел на луну, и она казалась ему лицом юноши с закрытыми глазами.

Когда им попадались водоемы, безумец пил, а палюторвус входил в воду по шею и купал их обоих. Человек ощущал, что зверь грустит, и жалел его, но не знал, что это называется жалостью.

Дни и ночи.

Казалось, что он уже сотни лет живет в этих лесах.

Безумцу снилось, что он на реке. Какой-то человек наносит ему ножом неглубокую рану, которая скоро заживает, но человек снова режет его.

Затем на шестой день — во сне — он услышал оклик. Он не знал пароля, просто стоял и смотрел на троих людей, воспринимая их не только глазами. Те потрясенно выругались, увидев, какого цвета его волосы — во сне они были почти белыми, — и сказали, что возьмут его туда, куда он захочет.

Проснувшись, безумец рассмеялся. А палюторвус все жевал свои листья.

Они прошли пятьсот миль, хотя ни один их них даже не подозревал об этом. И продолжали идти дальше.

Когда-то Рарнаммон, король и герой, построил в Таддре город, ныне лежащий в руинах.

Джунгли коварно подкрались к долине, где стоял город, и вползли на его улицы. Некогда он был белым и сияющим, но джунгли сделали его темным. Даже название его затерялось в веках. Если верить полузабытым древним сказаниям, Рарнаммон, чье имя изначально было просто Рарн, назвал его в честь места, где родился. В разных версиях это звучало то как Мон, то как Эммон. А может быть, Мемон…

Теперь, спустя века, город стал прибежищем изгоев и грабителей.

* * *

Туаб-Эй, растянувшийся по-кошачьи на высокой крыше и попивающий вино, загородился от солнца, желая убедиться, что это не видение.

Вниз по склону, по широкому проходу через тридцать сломанных стен, и в самом деле медленно двигался кусок джунглей. Он приблизился, и оказалось, что это не фантастическое движущееся растение, а не менее фантастическое животное.

— Взгляни, Галуд! Что это такое?

Галуд, в отличие от Туаба, на редкость некрасивый мужчина, недовольно выглянул из-под самодельного навеса. В нем текла тарабинская кровь, поэтому он избегал солнца, но помимо этого, неведомый отец-моряк наградил его прекрасным дальним зрением.

— Клянусь моими полоумными богами, это палюторвус!

— Я думал, что эти звери уже вымерли, — небрежно произнес Туаб-Эй.

— Дальше к югу болота прямо кишат такими тварями. Вольные закорианцы используют их как тягловую скотину. — Галуд и его товарищ сплюнули, как всегда делали таддрийские головорезы при упоминании о Закорисе-в-Таддре.

— Он выглядит большим, — равнодушно отметил Туаб-Эй. — И вроде бы идет сюда. Может, сбежим?