Повелитель гроз. Анакир. Белая змея

Катаос также выражал свое почтение невесте. Он всегда был очень внимателен в этом отношении, и при этом ни капли не вульгарен — два-три дорогих и уникальных подарка, как это и подобало. Теперь он занимался подготовкой к королевской охоте в лесистых холмах, поросших циббами, дубами и терновником землях к северо-западу от Корамвиса. Катаос питал определенные мысли касательно Астарис. Он был ценителем всего красивого и редкого. Детство, проведенное при дворе в Саардосе, научило его восхищаться подобными вещами и ценить их, но в то же время он постоянно был их лишен. Теперь он щедро платил за эмали из Элира и был готов терпеливо дожидаться хоть целый год, когда какой-нибудь сереброкузнец достигнет требуемого совершенства в изготовлении какого-нибудь канделябра или сервиза. Ему очень многого в жизни приходилось дожидаться, терпением и упорством добиваться того, чего ему хотелось. Он достиг в этом совершенства. Поэтому точно так же, как он видел в кармианке произведение искусства, он был готов ждать, чтобы заполучить ее. Он уже побывал в нескольких высоких постелях — и постель Вал-Малы среди них была не самой низшей. И наслаждался этим ожиданием ничуть не меньше, чем долгожданной наградой — а в некоторых случаях даже больше.

Сегодняшняя королевская охота была частью празднеств. Он не думал, что Астарис получит от нее какое-то удовольствие, если вообще ее заметит. Но будут и перерывы, когда он сможет осторожно завладеть ее вниманием.

Амрек был чересчур требователен к ней. По его наблюдениям, лишь нежностью и утонченностью можно было пробить глухую стену ее отстраненности. Это была одна из тех игр, в которые ему нравилось играть и в которых он знал толк.

Она казалась какой-то восхитительной охотничьей богиней, выехавшей на прогулку. Он задумался, кто же это так изысканно одевал ее; ее саму он не мог представить интересующейся подобными вещами. Возможно, Лики, бывшая любовница Сарита, подбирала ей гардероб.

И Сарит тоже был неподалеку. Сегодня его возничий Котон почему-то отсутствовал, и он сам правил своей упряжкой.

Этот человек до сих пор был занозой в боку Катаоса. Он установил за ним периодическую слежку, но Ральднор, вероятно, подозревал, что такое возможно, и поэтому был осторожен. Похоже, он не причинил особого вреда. Как и не раз прежде, Катаос задумался о его происхождении и намерениях и опять не получил никакого твердого ответа. Была еще и какая-то темная история с Ральднором и королевой. Но если интрижка и имела место, то она была довольно мимолетной. А теперь Вал-Мала заперлась, не принимая никаких посетителей, включая и самого лорда-советника. Он слышал, что она  заболела. Катаос ощущал, как множество нитей сплетается в какой-то очень продуктивный, но скрытый от него узор.

Он увидел, как Ральднор поднял руку, отдавая ему официальный салют. Повинуясь какому-то импульсу, Катаос нагнал колесницу Сарита.

— Надеюсь, вы наслаждаетесь охотой, Дракон-Лорд.

— Я здесь для того, чтобы сопровождать принцессу, а не развлекаться.

— Очень похвально, что вы с таким вниманием относитесь к своим обязанностям. Но заверяю вас, что принцессе нечего опасаться в этом обществе. — Светлые глаза, так напоминающие древнюю царственную династию, были озерами ироничного презрения на бесстрастном лице. — Ваш ранг подходит вам как нельзя лучше, — сказал Катаос. — Пожалуй, я, сам того не желая, оказал вам услугу. А как поживает королева?

Выражение желтых глаз изменилось, и Катаос понял, что затронул болезненную струнку. С вежливо-дружелюбным кивком, который служил для всяких полезных мелких сошек и купцов, Катаос развернул свою колесницу прочь.

Полдень обрушил на тихий безветренный день неожиданную жару. Облака уже собирались в мягкие кипы, предвещая грозу.

Егеря выкуривали оринксов из их неглубоких нор; спустили свору калинксов, и колесницы громыхали за ними.

Охота не доставляла Ральднору особого удовольствия. Ему снова не давали покоя глубоко въевшиеся в него обычаи жителей Равнин. Человек охотился лишь ради еды, одежды или самозащиты. Отнимать жизнь смеха ради считалось зазорным. Он назначил трех своих капитанов следовать за колесницей Астарис. В этих лесах он искал уединения. Когда-то одиночества было слишком много. Теперь он чувствовал, что ему некуда деться от этой толпы. От постоянно стоящего у его дверей часового, от вечно маячащего за спиной Котона, от злословящего двора, от ходящих среди солдат слухов. Даже от женщин в его постели с их неизменно следующими за любовью разговорами.

Как и все люди, вынужденные постоянно лгать, он чувствовал, что его постепенно поглощает та выдуманная личина, которую он натянул на себя.