Повелитель и пешка

– Брось, – сказал Обр, которому все же стало немного не по себе, – это же просто пена. Старуху какую-то выдумала.

– Не я выдумала. Люди говорят, – не открывая глаз, скороговоркой зашептала Нюська, – Морская старуха ходит по дну, ставит сети меж подводных скал, ловит проходящие лодьи, губит моряков.

– Хм. Еще чего скажешь?

– А еще у той старухи муж есть – Морской старик.

– Тоже по дну ходит?

– Не, по небу летает. Есть у него летучий корабль – то маленький, как облачко, то громадный, как грозовая туча. И на том корабле возит он по свету черное горе, неминучую погибель, все беды и все напасти.

– Ага. А хорошее тут что-нибудь есть?

– Откуда… Это же Злое море. Да ты не смейся! Вот в Белых Камнях был один, тоже все шутил, ни в сон, ни в чох, ни в вороний грай не верил, пока не всплыла перед его лодкой Морская Пучина – Кругом Глаза[16].

– Чего? Это зверь такой или рыба?

– Никто не знает. Кто видел – уж не расскажет. Хуже этого только Лодья мертвых.

Обр крякнул. Пустота, простор, слишком много неба вокруг и непривычно высокие волны кого хошь напугают и без страшных рассказов. Но дурочка не унималась.

– Говорят, если плыть и плыть прямо на полночь, вода станет густой, как смола, и откроется в ней бездонная яма.

– Прямо в море яма?

– Так рассказывают. И вот раз в год, в самую глухую зимнюю полночь подплывает к этой яме Лодья мертвецов. Неужто не слыхал? Она правда есть. У нас на рыбацком конце многие видели. И дядька Макар, и дядька Степан с сыновьями. Большая лодья. Паруса черные и все рваные. Но идет быстро, потому что весел много. За гребцов на этой лодье все, кто помер в минувшем году. А кто умер последним – тот у руля.

Рассказывая, Нюська так увлеклась, что даже глаза приоткрыла. Видать, надеялась поглядеть, как Хорт дрожит и пугается. Но он пугаться не стал.

– Те, кто умер в этом году… Хм… Это, значит, полная лодка Хортов. Неплохо. Глядишь, своих повидаю.

Нюська передернулась и зажмурилась поплотнее.

– Ты давай, кончай жмуриться, – хмуро велел Обр, – открой глаза-то.

– 3-зачем?

– Решать надо, куда пойдем. На полночь земли никакой нету. Или есть?

– Нету.

– Стало быть, только черная яма. В яму я пока не собираюсь. Значит, остаются восток и запад.

– Ты не понимаешь. Этот карбас для моря не годится. Маленький. На нем только вдоль берега ходят.

– Так мы вдоль берега и пойдем.

– Вдоль берега здесь тоже нельзя. Камни.

– А меж камней Морская старуха. Я понял. Пойдем осторожно, в отдалении. Скажи только: восток или запад?

– А куда нам надо?

– Куда-куда… Туда, где нас нет. Главное, подальше отсюда.

Нюська тяжело вздохнула, открыла глаза.

– На закат до самой Новой Крепи сплошные скалы, на три дня ходу при попутном ветре.

– А на восток?

– На восток до Сафонова креста тоже пристать негде. Камни, скалы, обрывы. Если и пристанешь, то наверх не вылезти.

– А потом?

– Крест на мысу ставили, у входа в хорошую бухту. До нее тоже не то два дня, не то три.

– Так, – прикинул Обр, – ветер у нас западный, значит, плывем на восток. А ты не сиди как засватанная. Я жрать хочу. Там где-то торба с едой была.

Нюська всполошилась, забыла, что надо бояться, покопалась под лавкой, вытащила большую торбу. Внутри оказался здоровенный рыбник и четыре толстые ватрушки. Ватрушки Хорт засунул обратно. В море предстояло болтаться дня три, не меньше. Рыбник же пристроил на лавке и с аптекарской точностью рассек ножом на две равные части.

– На, лопай.

– Мне столько не нужно.

– Нужно, – свирепо рявкнул Обр и впился зубами в поджаристую маслянистую верхнюю корку.

– Ешь, кому говорят, – промычал он с набитым ртом, – твой дружок в ряске сказал, что тебя как дитя малое кормить надо. Щас так и сделаю. Насильно все в рот запихаю.

Нюська уставилась на него перепуганными круглыми глазищами, вздохнула и робко отломила кусочек. Конечно, она была голодна. Кусочки исчезали довольно быстро.

Хорт порадовался, что его ничуть не мутит, хотя лодку то вздымало вверх, то неумолимо тянуло вниз. Рыбник был обильно сдобрен маслом и немного солоноват. Запить надо бы.

– Слышь, – вдруг испугался он, – а вода-то у нас есть?

– В носу бочонок, – отозвалась Нюська, – у нас без запаса в море не ходят.

– Эт хорошо, – сыто пробурчал Обр, озираясь в поисках ковша, – эт правильно.

– В торбе еще наливка, – робко сообщила Нюська.

– Потом. Когда до берега доберемся. Вот тогда я нарежусь. Всех помяну. И ближних и дальних.

Тут он заметил, что его уже никто не слушает. Дурочка снова сползла с лавки и спит, прижавшись щекой к сырому веслу. Хорт усмехнулся, но тревожить ее не стал.

* * *

Карбас качался мерно, как деревенская зыбка, туго натянутый парус тихонько гудел. Ветер уверенно гнал лодку на восток. В отдалении тянулся темный гористый берег, отчетливо различимый в стеклянном сумраке летней ночи.