Повелитель игры

— За нами, — поправил Бэленджер, который сидел напротив нее в кофейне на Нижнем Бродвее, в нескольких кварталах от университета. — Этот сукин сын решил наблюдать, каким образом я буду проходить его игру. Если он установил камеры в вашем кабинете, то мог пристроить их и в других местах. В театре. Возле библиотеки. Около вашего факультета. В перестраиваемом доме.

— Но ведь не мог же никто не заметить их установки.

— После одиннадцатого сентября это уже никого не смущает. Людям в куртках с надписью «Охрана» не задают вопросов. Телекамеры для нас сделались обязательной принадлежностью пейзажа. Они висят рядом со светофорами, над входами в дома, в магазинах и вестибюлях отелей, можно сказать, везде. А ведь есть еще и сотовые телефоны, многие модели которых снабжены потоковым видео. Вряд ли возможно пройти вдоль городского квартала, чтобы тебя не засняли. При хорошей подготовке он мог почти беспрерывно следить за моими передвижениями.

Официантка принесла чай, кофе и сэндвич с ветчиной для Бэленджера. У профессора Грэм не было аппетита. Франк едва выносил отчаяние, но напомнил себе, что не сможет помочь Аманде, если не сохранит силы.

— Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с Джонатаном Кридом.

— Он пришел как-то, уже ближе к вечеру, и остановился в коридоре перед открытой дверью моей аудитории. Парень казался очень жалким, и мне захотелось хоть чем-то помочь ему.

— Вот как! — Бэленджер точно знал, что от него Джонатан Крид ни за что не дождется жалости.

— Маленький, тощий, с полубезумным взглядом. Писклявый голосок. Жидкие белокурые волосы. Он напомнил мне портрет Трумена Капоте[8] в молодости. Потом выяснилось, что ему уже тридцать пять, но выглядел Джонатан совсем мальчишкой. «Хотите присоединиться к нам?» — спросила я его. Он кивнул, вошел и сел на заднюю парту. На мою лекцию Крид пришел потому, что заинтересовался темой. Я рассказывала о Склепе мирских страстей.

От этого названия Бэленджера передернуло.

— Впоследствии я узнала, что из-за задуманной игры он перенес сильнейший нервный припадок. После него Джонатан чуть не полгода пробыл в кататоническом состоянии, когда его мысли неотрывно крутились вокруг того, что он называл дурным местом. Крид не рассказывал, что оно собой представляет, говорил только, что это неописуемо. Еще он заявил, что после выздоровления решил искать истину где угодно, только не в играх.

— Джонатан именно так и говорил?

— По-моему, для человека с коэффициентом умственного развития в сто девятнадцать — ничего удивительного. Он сказал мне, что хотел получить образование, но у него всегда не хватало на это терпения или времени. — Она умолкла и застыла, выжидая, когда же пройдет очередной приступ острой боли.

Бэленджер отвел взгляд, чтобы не смущать ее.

Профессор отдышалась и продолжила как ни в чем не бывало:

— Сначала Джонатан поступил на философский факультет, рассчитывая, как он говорил мне, что, вероятнее всего, истину удастся обнаружить там. Крид изучал Гераклита, Парменида, Сократа, Платона и Аристотеля. Вы имеете какое-то представлении о философии?

— Весьма ограниченное, лишь из книг по истории, которые читал.

— Некоторые философы утверждают, что дома, деревья, небо и все, что нас окружает, столь же нематериально, как тени в пещере. Другие верят, что реальность так же вещественна, как булыжник, который человек пинает при ярком свете солнца. Джонатан считал, что эти споры совершенно бессмысленны. Он был уверен, что правы те, кто считает мир иллюзорным. Для него воображаемый мир куда материальнее, нежели так называемая физическая реальность. В этом с ним согласится любой разработчик игр и геймер.

Затем Крид обратился к литературе, но понял, что большинство преподавателей считает себя чем-то вроде придатков к философским или политическим кафедрам. Он так и не услышал ни слова о том гипнотизме, благодаря которому литературные произведения переносят его в реальность, превосходящую своей жизненностью окружающий нас мир, который принято считать материальным.

Потом Джонатан взялся за историю. Заметьте, что он не записывался на тот или иной курс. Крид просто ходил по коридорам и останавливался у дверей тех аудиторий, в которых говорили о чем-то, казавшемся ему интересным. Он рассказал мне, что прослушал таким образом лекции об убийстве Юлия Цезаря, о вторжении норманнов в Англию, об убийстве принцев в лондонском Тауэре, о Столетней войне и о том, что Гражданская война в США принесла чуть не миллион жертв. Но Джонатан ничего из этого не воспринимал как факты. Все описания, сделанные очевидцами, были крайне пристрастными, далее тенденциозность нарастала еще сильнее. Он говорил мне, что все это россказни. Тени. Доказать, что это было на самом деле, невозможно. Но сюжеты этих россказней Крид находил восхитительными. Благодаря им он выбрался из своих кошмаров.