Тарета.
Грудь Блэкмура сдавила боль – такая сильная, какой ему никогда в жизни не доводилось испытывать. Он вытянул еще несколько писем… во имя Света, их, должно быть, десятки… или даже сотни. Сколько времени они переписывались? Вдруг ему отчего-то защипало глаза и стало трудно дышать.
«Тари… Тари, как ты могла? Ведь у тебя было все, что только можно пожелать…»
– Мой господин? – обеспокоенный голос Ремки вызволил Блэкмура из охватившего его потрясения. Он сделал глубокий вдох и сморгнул выступившие было слезы. – Все хорошо?
– Нет, майор Ремка. – Голос генерал-лейтенанта, к его же облегчению, прозвучал так же холодно и сдержанно, как всегда. – Не хорошо. У вас был мой орк Тралл, один из лучших гладиаторов, когда-либо выходивших на ринг. За прошедшие годы он принес мне немало денег и должен принести еще больше. Без сомнения, ваши люди поймали именно его. Но в строю я его не вижу.
Он испытал истинное удовольствие, увидев, как лицо Ремки бледнеет.
– Возможно, он прячется на территории лагеря, – предположила женщина.
– Возможно, – ответил Блэкмур, показав свои белоснежные зубы в неприятном подобии улыбки. – Будем на это надеяться… ради вашего же блага, майор Ремка. Обыскать лагерь. Сейчас же!
Она бросилась выполнять приказ, раздавая команды своим людям. Тралл точно не был настолько глуп, чтобы явиться на построение, как собака на свист хозяина. Конечно, вероятность, что он где-то здесь, существовала, но Блэкмур подсознательно чувствовал: Тралл ушел. Он был в другом месте и занимался… Чем? Что же он мог задумать вместе с дрянью Таретой?
Блэкмур оказался прав. Тщательный обыск ничего не дал. Ни один из орков, черт бы их побрал, не признался в том, что видел Тралла. Блэкмур разжаловал Ремку, поставив на ее место Варика, и отправился домой. На полпути ему встретился Лангстон, но даже его радостная и бессмысленная болтовня не сумела развеять мрачное настроение, в котором пребывал господин. В одну объятую пламенем ночь он лишился двух самых важных для него созданий – Тралла и Тареты.
Он поднялся по лестнице в свои покои, тихонько открыл дверь и вошел в свою спальню. Свет упал на лицо спящей Тареты. Медленно, стараясь не разбудить ее, Блэкмур сел на постель. Затем стянул перчатки и потянулся к ее нежной светлой шее. Она была очень красива. Прикосновение к ней взволновало его, ее смех его тронул. Но только и всего.
– Сладких снов, моя милая изменница, – прошептал Блэкмур, наклонился и поцеловал Тарету. Боль в сердце не прошла, но он сумел безжалостно ее подавить. – Спи спокойно, пока ты мне не понадобишься.
9
Еще никогда в жизни Тралл не испытывал ни такого истощения, ни голода. Но свобода на вкус была слаще мяса, которым его кормили, и давала умиротворение более приятное, чем солома, на которой он спал, когда был рабом Блэкмура в Дарнхольде. Он не умел ловить кроликов и белок, шнырявших по лесу, и жалел, что наряду с историей войн и искусства его не обучили навыкам выживания. К счастью, стояла осень, и на деревьях висели спелые фрукты; к тому же Тралл быстро приноровился отыскивать личинок и насекомых. Они слабо утоляли неимоверный голод, грызший его изнутри, но, по крайней мере, у него был доступ к воде – в лесу оказалось множество ручьев и родников.
Спустя несколько дней, во время которых Тралл упрямо продвигался сквозь заросли, ветер вдруг сменил направление и донес до его ноздрей сладкий аромат жарящегося мяса. Он глубоко вдохнул, словно мог насытиться одним только запахом. Охваченный чувством сильнейшего голода, орк повернул ему навстречу.
Впрочем, хотя его тело требовало пищи, Тралл не позволил голоду затмить себе рассудок. Это оказалось весьма кстати, поскольку едва он ступил к опушке леса, его взору предстали сразу десятки людей.
День выдался ясным и теплым. Один из последних таких дней в эту осень, и люди весело готовили себе пир, от которого у Тралла потекли слюнки. Здесь были буханки свежеиспеченного хлеба, корзины свежих фруктов и овощей, горшки с вареньем, маслом и паштетами, круги сыра, бутылки вина и меда, а в центре всего – два поросенка, медленно прокручивающихся на вертеле.
У Тралла подкосились колени, и он медленно опустился на землю, с упоением уставившись на всю эту пищу, разложенную перед ним, словно чтобы его подразнить. На поляне дети забавлялись с обручами, флажками и другими игрушками, названия которых были Траллу неизвестны. Матери кормили грудью младенцев, а девушки чинно танцевали с парнями. То была картина счастья и довольства, и Траллу хотелось быть ее частью даже сильнее, чем насытиться.