- Ха-ха-ха-ха! – Стражник от избытка восторга захлопал себя ладонями по животу, звеня кольчугой. – Ой, насмешил! В Валькурте стоит гарнизон лорда Тарна, вассала нашего светлейшего герцога. Ты что-то путаешь, малый.
- Я все верно говорю. Капитан наемников признался мне, что у них приказ идти на Роэн-Блайн и захватить его. Поверь, времени остается все меньше.
- И как же это ты, позволь спросить, заставил его признаться?
- Заставил, и все тут. Какая тебе разница?
- Большая разница, - стражник ткнул меня пальцем в грудь, и я краем глаза заметил, как изменилось лицо Уитанни. – Убирайся отсюда. Нечего мне тут сказки рассказывать. Хочешь попасть в город – готовь деньги за себя и за свою шлюху и становись в очередь.
- Послушай, я серьезно говорю…
- И я серьезно говорю, клянусь рогами и хвостом Мора! – Стражник схватился за рукоять меча. – Убирайся, иначе я разрублю тебя пополам, вонючий крейон.
Я, с трудом сдерживая себя, собрался было что-то ответить, но тут за моей спиной послышались пронзительные крики, а потом раздался топот копыт, и к воротам подскакал всадник на отличном, но взмыленном и измученном жеребце. Лицо и одежда всадника были покрыты грязью, левую руку ондержал высоко поднятой над головой, и в ней был зажат какой-то свиток.
- Дорогу гонцу его светлости маршала Хагена! – проорал всадник. – Прочь с дороги, брутхаймская шваль!
Стража немедленно открыла ворота, и гонец пронесся мимо нас в город, едва не сбив нескольких зазевавшихся крестьян. Лицо говорившего со мной стражника приобрело озадаченное выражение.
- Продолжим разговор? – предложил я, понимая, что появление всадника могло что-то изменить.
- Ты действуешь мне на нервы, парень, - злобно ответил стражник. – Я же сказал, что тебе надо сделать. Не испытывай мое терпение.
- Ладно, черт с тобой, - сказал я. – Но я тебя пре++++++++++++дупредил.
Раздосадованный и злой, я отошел от ворот и поплелся в хвост колонны. Крестьяне при моем приближении замолкали, но я все равно мог услышать обрывки фраз: «…они отнимут все, что у нас есть…», «… Вечные, помогите нам!», «… все мы умрем,,,», и прочее в том же духе.
- Не нравится мне все это, - сказал я Уитанни. – Что-то скверное случится, вот увидишь.
- Ллеу нрраан-а-тьуирр мьен ррау, - ответила гаттьена. – Эрр-хьифф миифар.
- Ты тоже чувствуешь, что должно что-то случиться, да, киса?
- Йенн. Уитанни льярр-а-лайн.
- Вот и я боюсь.
Солнце поднялось высоко, стало не по-осеннему жарко, и вода у меня во фляге закончилась. Глядя на мрачные лица крестьян, я подумал, что немного переоценил свои возможности, и в город нам с Уитанни не попасть. Денег, чтобы заплатить пошлину, у меня нет, а главное – стража мне не поверила. Может, нам следует побыстрее уносить отсюда ноги, пока в самом деле не появились наемники и не заставили меня пожалеть о том, что я сюда вообще пришел.
- Господин, - услышал я и обернулся. Передо мной стояла светловолосая девочка лет двенадцати с двумя забавными косичками и удивительно чистыми голубыми глазами.
- Чего тебе? – спросил я.
- Господин, вы ведь целитель, да?
- С чего ты взяла?
- Я слышала, как вы говорили это стражнику. Выи вправду целитель?
- Да, я целитель. А в чем дело?
- Мои родители почтительно просят вас осмотреть моего младшего братика. Он заболел.
- Где твой братик?
- Здесь недалеко, - девочка протянула мне руку. – Пойдемте, господин, я провожу вас.
- Тебя как зовут? – не удержался я, уж больно понравилась мне эта милая девчушка.
- Санни, господин. Так вы идете?
Девочка привела нас с Уитанни к большой крытой телеге. Родители девочки тут же сообщили мне, что у них есть, чем заплатить за мои услуги. Больной мальчик (на вид ему было года четыре) лежал на рогожке на дне телеги. У него был сильный жар, а на правой ноге мальчика, чуть выше колена, я увидел огромный самого зловещего вида фурункул с оформившейся гнойной головкой.
- Вы поможете ему, добрый господин? – шепнула мне мать мальчика.
- Я постараюсь. У вас есть факел или лампа?
Отец ребенка тут же извлек из кучи поклажи глиняный светильник. Я велел ему разжечь его, а сам достал из сумки свои инструменты, бинт, корпию и баночку противоспалительной мази. Когда светильник разгорелся, я прогрел на пламени скальпель, протер лезвие корпией, смоченной приготовленным на спирту желудочным эликсиром из моих запасов – какая-никакая, а антисептика! – и, набравшись мужества, вскрыл фурункул. Ребенок слабо вскрикнул от боли, заплакал.
- Тихо, тихо! – сказал я, вытирая корпией обильно вытекавшие из раны кровь и гной. – Все уже закончилось. Сейчас перевяжем, и все будет ха-ра-шо!
Пока я занимался мальчиком, вокруг телеги уже собралась большущая толпа крестьян.Мать ребенка, тараторя и захлебываясь, рассказывала, как ее маленького Тиммо укусила какая-то мерзкая муха, как мальчик все время чесал укус, а потом на месте расчеса появилась ужасная злокачественная опухоль – и все в том же духе. Я чувствовал, как множество внимательных глаз смотрят мне в спину, и это меня, честно сказать, весьма напрягало.